«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

Вторая дочь работала где-то под Москвой, а сын в Перми, кажется, шофёром. Виталий Анатольевич уже на склоне лет перенёс тяжёлую операцию, работал ещё бухгалтером и жил у дочери, как он сам о себе говорил, на положении няньки. В результате операции ему сделали отвод выделений желудка в боковую стенку живота, причём он должен был соблюдать строгий режим, а он однажды не поберёгся и умер в Свердловске у дочери. Здесь и похоронен. Александра Александровна жила то у кого-либо из дочерей, то у сына, в Перми. Из её родни были известны братья: Всеволод и Евгений. Первый был священником в Кафедральном соборе Екатеринбурга, а потом, как говорили, был сослан на Соловки.[220] Он славился как певец и, по словам его брата, был в приятельских отношениях с известным тенором Лабинским (Ленинград).[221] Лабинский, как передавали, был послушником Тобольского монастыря. Здесь будто бы его подслушали тобольские купца и увезли в Петербург в консерваторию. Брат Всеволода – Евгений и рассказывал, что он. Всеволод, бывал у Лабинского в Петербурге на артистической вечеринке. Евгений бывал в Тече в бытность свою учеником духовного училища и пел в теченском хоре дискантом. Потом он учился по окончании, кажется, Екатеринбургской (?) семинарии, в Казанской духовной академии и после революции по какому-то случаю «ят бысть».[222]

Третий сын о[тца] Анатолия – Вениамин был уволен из второго класса Пермской духовной семинарии за пьянство. Он к тому же, как видно, не чист был на руку по части чужого имущества. Нужно покаяться, что в ту пору, т. е. в 1903, 1904 и 1905 гг., молодёжь теченская злоупотребляла пикниками со значительными «возлияниями», но по-различному относилась к этому: один: дома, в Тече – позволительно; в Перми, на учении – безусловно запрещено; другие, в частности он: и дома, и на учении – гуляй во всю! Вот и догулялся. Как видно, он ещё боялся к тому же прозевать и опустить невесту, а именно – младшая дочь протоиерея кончила епархиальное училище и, как говорят, «заневестилась», стала невестой. Может быть, между ними даже был сговор: было заметно тяготение их сердец друг другу, но о[тец] протоиерей никогда не позволил бы выйти дочери замуж за человека без семинарского образования. Таков был его в этом случае масштаб. Женился Вениамин потом на дочери землевладельца Медведчикова, причём девушка вышла за него по принуждению родителей и при наличии юноши, на которого она имела полное основание рассчитывать и которому симпатизировала. Не трудно догадаться, что из этого получилось: семейная жизнь пошла кувырком, родился сын с явными признаками кретина. Сначала Вениамин был диаконом в с[еле] Верх-Теченском, а потом – в Тече – на месте своего покойного отца. Здесь, на виду у всех проходила его семейная жизнь – в ссорах, дрязгах, пока он не уехал из Течи с какой-то монашкой. После революции он священствовал в Шадринске и, как видно, опять сошёлся с женой. В [19]30-х годах он был выслан на Дальний Восток … и всё.[223]

Старшая дочь о[тца] Анатолия [Серафима] вышла замуж за сына теченского диакона – Ивана Алексеевича Игнатьева. Во время девичества она позволяла себе принимать спиртное больше, чем то следовало бы, на пикниках, вечерах, а когда заболела cancer mammae[224], то старалась залить горе «этим». Это не прошло бесследным для дочерей, особенно для младшей, которая вышла замуж за советского работника с этим же «грехом».

Приёмная дочь о[тца] Анатолия вышла замуж за мастерового в Берёзовский завод.

После смерти своей матушки – Екатерины Борисовны – о[тец] Анатолий жил одиноко. Попечение о нём взяла на себя какая-то родственница, монашка, которая приехала из Верх-Теченского монастыря специально, чтобы ухаживать за ним. Однажды он поехал к старшему сыну в Бугаеву и там скончался. Там его и похоронили.

Был он иереем незаметным. Любил приложиться к рюмочке, особенно когда остался одиноким. Однажды в последний день масленицы он решил произнести обличительную речь против «языческого» праздника и особенно против обычая кататься на лошадях и, говоря о том, что все поехали кататься: и молодые, и старые, и слепые, и хромые и заодно подмахнул … и чающие движения виды. Он был настоящей sancta simplicitas, полной противоположностью отцу протоиерею. Тут коса не попадала на камень, и они жили без конфликтов. Прав был философ Шопенгауэр, который утверждал, что люди сходятся по противоположности.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 566–570 об.

Публикуется только по «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» имеется очерк «Священники» в составе «Очерков по истории села Русская Теча Шадринского уезда Пермской губернии». Часть II. (1965 г.). (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 379).

Теченские псалмопевцы

[1965 г. ]

Александр Димитриевич Покровский

В теченском причте, т. е. по современному коллективе церковнослужителей, самым текучим элементом в течение, примерно, 10–15-ти предреволюционных лет (имеется в виду Окт[ябрьская] соц[иалистическая] революция) были представители низшего звена его псаломщики. Это было следствием того, что рекрутировались они на работу из изгнанников из духовных училищ и духовных семинарий, т. е. из случайно оказавшихся «не у дел». Последним таким псаломщиком, который более или менее оказался усидчивым, осевшим на этой должности был Александр Димитри[еви]ч Покровский[225], родная сестра которого – Мария Димитриевна – была замужем за вторым теченским священником Александром Сильвановым.[226] Деятельность Александра Димитриевича совпадала с моими детскими годами, а на его судьбе, которая была в поле моего зрения, на его бытии, которое, забегая вперёд скажу, было тяжёлым, я постигал некоторые опыты моральных суждений, детских наивных, но, как видно будет дальше, достаточно серьёзных для детского ума. Насколько противоречивой была судьба Александра Димитриевича, настолько же противоречивым было моё отношение к нему, мои нравственные оценки его поведения.

Главным, что меня ставило в положение судьи его поведения, это было то, что он злоупотреблял «горькой», причём мне приходилось его видеть таковым в явно не соответствующей его чину обстановке. Так, он иногда появлялся на клиросе, чтобы «править» богослужение, когда ноги его «писали мыслене», давал кое-какие указания своим подставным псаломопевцам – Нюньке или Тиме Казанцеву, а сам погружался в сон на широком подоконнике окна. Хорошо, если на клиросе был ещё кто-либо из любительского хора, им же самим созданного, то хористы выполняли функцию ширмы, но если их не было, а это случалось, то вся эта картина была налицо. Я теперь не помню, подсказал ли кто-либо мне, что это нехорошо, т. е. я подслушал это суждение, точнее – осуждение, или оно родилось в моей голове, но только