Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский

понимаю, какой это огромный труд – написать подобную книгу. Сколько нужно было перевернуть архивных материалов, трудов всяких авторитетов, на которых ты где надо и не надо ссылаешься2. Прости меня, но твоя повесть похожа на школьное сочинение на тему… В котором ты все время стараешься убедить читателя, что героиня твоей повести хорошая, как будто он тебе не верит, и поэтому свои доводы подкрепляешь ссылками на авторитеты.

Ты знаешь, читая твою книгу с хлестким названием «Стойкость», я невольно возвращаюсь к мысли о том, что это название удивительно подходит к тебе, Человеку, который, пройдя суровейший жизненный путь, сумел сохранить ясность ума, бодрость духа и удивительную работоспособность.

Вот это поистине «стойкость». Я горжусь тобой, брат. Во время нашей последней встречи ты произвел на меня сильное впечатление. По описанию Сергея, я ожидал увидеть дряхлого старца с трясущимися руками, убеленного перхотью. А ты оказался настоящим мужчиной, с крепким рукопожатием, острым проницательным взглядом, умным, деловитым и, что меня более всего тронуло, – застенчивым. Я горжусь тобой, брат.

С уважением и любовью, Сурен.

Примечание

1 Мирзоян Сурен Аганесович – младший брат Я. Д. Гродзенского. Самодеятельный художник. Имея художественное дарование, считал себя способным литератором.

2 Подчеркнув последнюю фразу, Я. Д. Гродзенский написал: «см. Э. Хьюз. Бернард Шоу. ЖЗЛ, 1967, с. 6. Предисловие автора: «я широко цитировал его Бернарда Шоу – Я. Гр. Произведения, и критикам, которые скажут: «Не слишком ли много цитат?», я заранее отвечу: «А разве они плохи?»… я отыскал множество материалов, забытых даже английскими читателями…»

Переписка с Неклюдовой О. С.

Я. Д. Гродзенский – О. С. Неклюдовой1

13.02.62

Высокочтимая Ольга Сергеевна!

Я почти не читаю того, что написано моими знакомыми. Каждый автор всегда богаче своих творений. И мне просто не очень интересно знать, что написал человек, которого я знаю очень хорошо.

У меня на столе лежит книга моего старого приятеля-историка о народных ополчениях России XIX века. Дальше предисловия к ней я не продвинулся. Другой мой товарищ – физиолог – преподнес мне свою, отнюдь не специальную работу (о том, как разбираться в медицинской литературе и как подбирать ее). И его книгу я так и не дочитал до конца. Уж больно хорошо знакомы мне оба автора.

Кроме этого моего порока, я еще страдаю ужасающей леностью, т. е., пожалуй, только умственной леностью, т. к. физические работы и всякие незамысловатые обязанности свои я исполняю охотно.

Но Вас я знаю очень мало, и «Мой родной дом» оказался в привилегированном положении. Однако я очень плохо и мало читаю художественную литературу, а к нашей современной литературе я отношусь настороженно, с опаской и, пожалуй, скептически. Не знаю, следствием чего является все это – то ли сказывается биография, то ли проявляется прозаичность натуры, а быть может, все дело в самой нашей литературе.

Начал как-то я читать «Русский лес». Добрался до того места, где парень-машинист рассказывает, что он всегда выскакивает из паровоза, чтобы поднести, разумеется, бескорыстно, вещи какого-либо беспомощного провинциала, очутившегося в столице. И вот он тащит с большим трудом тяжелые чемоданы к автобусу. Он очень обижается, когда девушка пытается заплатить своему благодетелю. Вероятно, такие парни и будут при коммунизме. Но теперь это настолько нетипично и неправдоподобно, что и читать противно.

Парень только что с паровозной бригадой приехал в Москву. Позади – целая смена работы. Но его сознательность сильнее усталости, и вместо того, чтобы отправиться на отдых, он высматривает, стоя у паровоза: кому бы помочь, чьи бы вещи поднести.

Признаюсь: я застопорился на этих страницах «Русского леса». Роман так и остался непрочитанным мною.

Героиня «Ивана Ивановича» Коптяевой опускается в шахту, где-то на Крайнем Севере. Надо думать, что это или Воркута, или Магадан, или Норильск2. И здесь, глубоко в недрах земли, она видит таких нежных, ласковых, вежливых и благовоспитанных людей, что вынуждена признать – здесь под землей могут быть люди только такими.

Должен Вам сказать, что я в шахте проработал двенадцать с половиной лет. Видел и знаю, как этот тяжкий труд делает людей грубыми, жесткими. Я уж не говорю о той северной специфике, которая хорошо знакома Варлааму и о которой надо было либо умолчать, либо говорить правду, а не писать дамскую околесицу, как это делает Коптяева.

Мы, простые читатели, очень чутко улавливаем фальшивые нотки. Подобных примеров грубой лакировки и безвкусицы я мог бы привести сколько угодно. Но дело это ненужное и пока бесполезное. В какой-то мере все это если и не оправдывает, то объясняет подозрительность и нежелание читать «билектристику», как писал один из членов Союза писателей.

И очень часто, когда меня спрашивают: «Читали ли Вы Бабаевского?», мне приходится отвечать: «Нет, не читал. Но это что-то вроде Мальцева, которого я тоже не читал».

Так, перефразируя Гейне, отделываюсь от вопросов, обращенных ко мне.

Вот почему мне очень приятно сказать, что «Мой родной дом» О. Неклюдовой я прочел с интересом и удовольствием…

Анатолий Франс очень не любил точку с запятой. Он считал, что это не точка и не запятая. А я вот не люблю, когда слишком часто заключают слова в кавычки. Это своего рода перестраховка. В случае чего всегда можно сказать – слово плохое, неуместное, но ведь я его поставил в кавычках.

Ваш Я. Гродзенский.

Примечания

1 Неклюдова Ольга Сергеевна (1909–1989) – детский писатель, автор десяти книг, член Союза советских писателей с 1943 года. В начале 1960-х жена В. Т. Шаламова. Хорошо относилась к Я. Д. Гродзенскому, предлагала ему быть посаженным отцом на свадьбе ее сына – исполнить роль отца жениха при свадебном обряде.

2 Действие романа «Иван Иванович» происходит в предвоенные годы в Якутии.

Переписка с Пергаментом А. Д.

Я. Д. Гродзенский – А. Д. Пергаменту

27.12.63

Дорогой Абрам Давидович!

Помнится мне, что Чехов иронизировал по поводу новогодних поздравлений. Поздравлять с чем? С новой морщинкой на лице жены? С уменьшением жизни еще на год?

Но новый год – это не только новая морщинка, но и новые радости, и новые интересные события. Это не только уменьшение срока жизни, но и обогащение ее опытом.

Поэтому я поздравляю Вас, дорогой Абрам Давидович, с Новым годом. Все новогодние пожелания превратились в типовые прописи, отштампованные на миллионах почтово-телеграфных бланков. И звучат они казенно, неискренне. Ограничусь двумя словами: долголетия Вам!

Долголетие – это здоровье, покой, благополучие, счастье.

Жму Вашу руку.

Як. Гродзенский.

Я. Д. Гродзенский