На линии огня - Михаил Сидорович Прудников

убежден, что авторитет политического руководителя завоевывается в бою, и доказывал это, идя на самые рискованные операции. Впрочем, обладавший большим опытом Рогачев всегда с честью выходил из самых трудных ситуаций.　

Разведку возглавляла в отряде Мария Алексеевна Янусова, а начальником штаба стал прекрасно проявивший себя во многих боевых и разведывательных операциях　старший лейтенант Полунин, впоследствии принявший от Дюжина командование отрядом.　

В операции по освобождению узников концлагеря в местечке Слободка бойцам этого отряда поручалась центральная роль, и поэтому, естественно, руководителем всей операции мы назначили лейтенанта Дюжина. Его отряд разбивался на несколько групп, каждой из которых предписывалось уничтожить отведенные ей роты и штаб полка в гарнизоне. Он же осуществлял и фронтальную атаку, а отряды Федорова и Комлева, оставив на железнодорожном полотне группы прикрытия, должны были поддержать его с флангов. Одновременно отряд Широкова атаковал станцию.　

Накануне операции, ночью, партизанские отряды согласно плану были выведены с постоянных мест дислокации и сосредоточены в двадцати километрах от Слободки в лесах, а еще за день до этого уточнялись задачи, маршруты, проводилась командирская разведка и отрабатывались взаимодействия во времени и на местности.　

Комиссарам отрядов работы тоже хватало — они вели разъяснительную работу с каждым партизаном, добиваясь, чтобы бойцы четко знали и могли выполнить свои непосредственные задачи.　

Одновременная атака была назначена на 4 часа утра и должна была начаться по сигналу Дюжина — красной ракете.　

Враг не ожидал столь организованного штурма большими партизанскими силами. Когда его сторожевые посты, заметив партизан, открыли минометный огонь, было поздно, ничего изменить было нельзя: мины уже перелетали цепи атакующих, а попытка остановить штурм автоматно-пулеметным огнем тотчас и захлебнулась, не причинив особого вреда отрядам бригады.　

Личный состав железнодорожной станции и эшелонов предпочел вообще не оказывать сопротивления, надеясь ценой плена спасти себе жизнь.　

Дальнейший бросок к концлагерю осуществляли группы отряда лейтенанта Дюжина во главе с командирами взводов Федором Горожанкиным, Василием Пигициным и Семеном Тучко.　

Из-за колючей проволоки к нам выходили измученные, уже не чаявшие выжить люди. Они были доведены до такой степени истощения, что многие не могли держаться на ногах. Поражало их полное безразличие к происходившему, и нужен был еще не один день, чтобы у них　вновь затеплилась жажда жить. Подобные результаты фашистской «деятельности» потрясали даже видавших сякое партизан, и они откровенно радовались, что в результате жестокого, яростного боя навсегда остались лежать на земле более пятисот вооруженных гитлеровцев.　

Среди пленных один человек оказался в каком-то смысле случайно. Дело было в том, что он сидел под замком в сарае, предназначенном для арестантов. Человек этот, как выяснилось, был русским, назвался Тарасовым, сказал, что он бывший лейтенант Красной Армии.　

Уже в отряде с ним подробно беседовала Мария Янусова. Тарасов, подчеркивая добровольное признание, рассказал ей свою печальную историю. Попав в плен, он проявил малодушие и дал согласие на сотрудничество с немцами. После короткой подготовки в одной из абверовских школ ему было поручено несложное, как объяснили хозяева, проверочное задание.　

В сарай он был посажен демонстративно, так, чтобы это видели жители Слободки, а уж потом должен был «бежать» и явиться к Валентину — к тому самому, у которого завелся «дальний родственник».　

Мария Янусова отправила Тарасова в бригаду. Здесь он повторил свой рассказ Корабельникову, и наш начальник разведки стал выяснять детали. 　

— Вам сказали, что задание несложное. Как объяснили это?　

— Объяснили, что я буду иметь дело не с партизанами, — отвечал Тарасов, — а с неопытным юношей, почти мальчишкой. И всего-тонужно передать ему привет от знакомого из Полоцка и попросить убежища.　

— А дальше? — спросил Корабельников.　

— Меня заверили, что Валентин не рискнет держать беглого у себя, наверняка передаст кому-нибудь другому, более сведущему в этих делах. И там я должен представиться членом самостоятельной подпольной организации в Полоцке, которая ищет связи с советским командованием или с подпольным райкомом партии.　

— Ну хорошо, — сказал Корабельников. Если бы мы　отправились на связь с этой организацией, то вас на это время задержали бы здесь. Разве это не риск? Разве так уж несложно ваше задание?　

— Это учитывалось, — не смутясь, ответил Тарасов. — Я должен был сказать, что наша пятерка разгромлена во время выполнения задания. Все, кроме меня, погибли, в том числе и знакомый Валентина из Полоцка.　

— Во время какого задания? — спросил Корабельников.　

— Во время попытки взорвать водокачку в Слободке.　

Такая попытка действительно была предпринята несколько дней назад, и мы сочли, что она — результат чьей-то ненужной, неопытной самодеятельности. Понятно, что тогда об эпизоде на водокачке ничего не знали в подробностях.　

— Широко же размахнулась самостоятельная организация! — усмехнулся Корабельников. — Далеко, аж от Полоцка действует. Чем снабдили вас хозяева на этот счет?　

— Мне дали объяснение и этому, — ответил Тарасов. — Мы преследовали… якобы преследовали… палача Кнехта, но в Слободке потеряли его след… и тогда решили использовать имеющуюся взрывчатку, чтобы не нести ее назад.　

— Ну хорошо, — снова примирительно сказал Корабельников. — По легенде вы один остались живы. Но почему мы должны были поверить вам, предоставить вам свободу? Вам не кажется это наивным?　

— Я должен был уверить партизан в том, что правила конспирации в нашей организации таковы, что, кроме своей пятерки, я никого не знаю в лицо. Значит, для связи я должен вернуться в Полоцк, где товарищи сами найдут меня. Кроме того, я не должен был покидать Слободку, а там мне ничего не грозило, там я был под постоянным наблюдением людей абвера.　

— После разгрома гарнизона в Слободке вы, очевидно, поняли, что немцы значительно преувеличивали вашу безопасность, — сказал Корабельников. — Но я хотел бы, чтобы вы поняли и многое другое…　

Начальник разведки не договорил.　

— Не знаю, как доказать вам, — перебив его, быстро заговорил Тарасов. — Но я готов на все, чтобы искупить свою вину. Дайте мне любое задание!　

Таинственная полоцкая подпольная организация чрезвычайно заинтересовала нас. Если она искала такие странные способы связаться с нами, то почему бы, рассудили мы, «не пойти ей навстречу»?　

Вне сомнения, эта организация — всего лишь ловушка гестапо. Но вполне могло случиться и так: в качестве ловушки гестапо использовало подлинную организацию, раскрытую его агентами, но до времени оставляемую на свободе, и в этом случае нашей задачей было спасти обреченных товарищей.　

Подпольный райком партии в это время торопил нас с активизацией операции «подполье против гестапо», и казалось, одно из возможных ее продолжений находится у нас в руках. Оставалось принять решение. Но — какое?　

Если Тарасов был искренен в своих обещаниях искупить вину, он мог бы существенно помочь нам. Внешне он производил хорошее впечатление, но не таким