Декабрь-91 год. Моя позиция - Михаил Сергеевич Горбачёв

Разрушая Союз, те, кто это делал, с грязной водой выплеснули и ребенка. Не единственный, но, пожалуй, главный результат Великой российской революции – достигнутый уровень экономической и политической интеграции, его роль в мире. Способы достижения этого были, мягко говоря, далеко не бесспорными. Но утверждение о том, что очиститься от всего этого и возвратиться в реальный мир с сохранением своего веса и влияния будет легче по отдельности, чем вместе, за прошедшее с той поры время доказало полную несостоятельность. Даже наиболее преуспевшие в этом бывшие республики, если внимательно присмотреться к их сегодняшнему состоянию и месту в сообществах, членами которых они стали, в этом не убеждают.

Мы уже никогда не узнаем, какими они могли бы быть – каждая в отдельности и все вместе, – если бы политики в них и общество прислушались к тому, о чем говорил М. Горбачев той осенью. Единственное, о чем можно с уверенностью говорить, это то, что, отложив реальные и вымышленные обиды в прошлом, поумерив собственное властолюбие, многих экономических и политических потерь и человеческих трагедий можно было избежать. Если смысл происходившего заключался в выходе из российской революции и глобального противостояния, как одного из ее последствий, то главным условием успеха в этом было адекватное восприятие, понимание того, откуда мы шли и в какой мир возвращались. Предложенная вашему вниманию книга говорит о том, что у М. Горбачева оно было.

В том же, что касается двух самых больших и самых экономически сильных бывших республик Союза ССР – Российской Федерации и Украины, прошедшее с описываемых в книге событий время неоспоримо доказало, что ее автор имел все основания опасаться вероятных последствий отказа от того, что я называю «сопряженной модернизацией», и от того, что он называл «новым политическим мышлением».

Но даже М. Горбачеву с его, как я пытался показать, политической интуицией не удалось предвидеть обстоятельство, которое без всякого, на мой взгляд, преувеличения сыграло роковую роль в их постсоветской истории, и сегодня остается тем, что в первую очередь препятствует нормализации их отношений. «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Российские политики отказывались и отказываются признать, что Российская Федерация с роспуском Союза ССР стала таким же новым независимым государством, как и все остальные четырнадцать. М. Горбачеву не удалось убедить в этом поднявшихся на волне его «перестройки» российских политиков. Не удалось ему и своей книгой предостеречь их от пути, который он вполне обоснованно, считал не тем, который «вел к храму».

Откровенно говоря, я и сейчас не верю в то, что переиздание и перепрочтение этой книги заставит их изменить свои представления о стране, ее истории, о политике вообще и в эру глобализации в особенности. Российскому обществу, судя по всему, не меньше, чем, как говорят, американскому, присуще одно не лучшее качество – принимать правильное решение, испробовав на себе все неправильные. Люди редко упускают возможность упустить возможность. Я не знаю, когда представится новая и какой она будет, но, чтобы не упустить и ее, полезно мысленно вернуться в то время, когда она была открыта, и попытаться понять, что помешало ею воспользоваться.

Так кто же все-таки неправ?

Георгий Пряхин[*]

Работая с Михаилом Сергеевичем, я не входил в довольно узкую группу специалистов-международников, юристов, которые были привлечены для подготовки известных «огаревских» документов, что должны были, по замыслу их создателей и самого Генсека и Президента, скрепить многонациональную страну, уже разъедаемую и межнациональными распрями, и региональными центробежными тенденциями. У меня было другое направление, связанное в основном с деятельностью средств массовой информации: тут надо учесть, что и в ЦК КПСС, и затем в Кремль я пришел с опытом работы на Центральном телевидении, в «Комсомольской правде», в других газетах. Отвлекаясь от темы, надо признать, что именно в то время – конца 80-х и начала 90-х – в СССР действительно, впервые с послереволюционных и 20-х годов, царствовала невиданная свобода слова. Доставлявшая, честно сказать, немало хлопот и Центральному Комитету партии, и Кремлю, и мне – должность моя была невелика, но находилась прямо-таки на линии соприкосновения действительного и желаемого: была попытка снять двух главных за «перебор», но и ту удалось спустить на тормозах.

В избранную группу, повторяю, я не входил, но отголоски той авральной работы над «скрепами» проносились по всем нашим тогдашним коридорам, достигали любого кабинета.

Да что отголоски. Сопровождая М.С. Горбачева в его по известным причинам участившихся тогда поездках по стране, я воочию видел, как он рвет себе жилы, стараясь достучаться как до местных региональных и национальных начальников, так и до «простых» людей, убеждая, пусть и в реформированном виде, но непременно сохранить Союз. Могу ответственно свидетельствовать: с «простыми» людьми, обступавшими его толпами, тормозившими его машину – да он и сам то и дело останавливал ее, – договариваться ему тоже было проще. Ведь «простые», что показал тогдашний поистине всенародный референдум, уже самим спинным мозгом понимали, что с потерей Союза они многое потеряют. А вот непростые в большинстве своем из этой потери рассчитывали выгадать себе кое-что существенное. И, забегая вперед, надо признать – не ошиблись. Не прогадали.

Вспоминаю баталии в Литве: на улицах – одно, более, как ни странно, рассудительное, а вот в кабинетах – совсем другое. Очень жесткое противостояние. Жесткое с Альгирдасом Бразаускасом, тогдашним первым секретарем Компартии Литвы, и совсем уже непримиримое – c Витаутасом Ландсбергисом, председателем парламента. Трудные, катастрофические дни армянского землетрясения – Михаил Сергеевич, прервав свой визит в Америку на Генассамблею ООН, прилетел сюда, в самый эпицентр, оставив сопровождавшую его многочисленную свиту в Москве и взяв с собою практически одну Раису Максимовну, самую верную и самую непоколебимую свою опору. На дымящихся развалинах люди требуют крова, тепла, питания, а на многочисленных совещаниях без конца ставится ребром пресловутый армяно-азербайджанский вопрос… Город Львов – здесь довольно цельная, глухая стена взаимного недопонимания, нашедшая практически адекватное преломление и во встрече с творческой интеллигенцией.

Чернобыль, роковой четвертый энергоблок – не отсюда ли Раиса Максимовна и привезла потом свою будущую лейкемию?

Горбачев при всей мягкости своего характера никогда не избегал ни острых общественных коллизий, ни все учащавшихся тогда, уже в силу объективных исторических причин, катастрофических техногенных событий. Появлялся в самой их гуще, пытался противостоять им – тем же здравым смыслом, – и Раиса всегда, жертвенно, вставала рядом.

Запомнилось многотысячное столпотворение народа в том же ныне трагическом Донецке, на площади перед