Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов

– Вятка – Котлас с идущими навстречу из района Архангельска англичанами и вместе предпринять поход на Москву и Петроград.

Хорошо ещё, что их движение во многом сковывали тридцатиградусные морозы. Но над республикой нависала реальная смертельная опасность. Отсюда и полномочия двух людей, находящихся в этом вагоне.

С Иосифом Феликс, кстати, был знаком ровно столько же, сколько и с Лениным, – со стокгольмского IV съезда РСДРП. Но там было много новых людей, впечатлений, ярких речей, споров, и этот черноволосый скромный грузин по фамилии Джугашвили не очень запомнился. Впрочем, тогда его, как и многих других, чаще называли коротким подпольным именем Коба. Серьезное внимание Феликса он привлек позже, когда у каждого из них уже были за плечами отсидки, ссылки и побеги, весной 1917-го и уж тем более осенью, когда рука об руку работали в Смольном.

К тому же они были ровесниками и, как выяснилось в одной из дружеских бесед, чуть было не посвятили себя не революции, а религии. Сталин даже в семинарии учился. В юности оба были романтиками, писали стихи. Феликс на польском, а Иосиф на грузинском. Оба много читали. Оба много курили. Оба преданы делу революции. И по темпераменту близки. Хотя Иосиф в большей мере научился подавлять его – сидит, молчит, хмурится, пыхтит трубкой. А Феликс не удерживается и напрямую выкладывает свои эмоции. Иногда они совпадают в суждениях и голосованиях, но, бывало, и не раз, отчаянно и непримиримо спорили на различных собраниях. Дзержинский как оратор был ярче, зато Сталин подкупал аудиторию спокойной уверенностью и основательностью. При этом, не скрывая, они уважали и ценили друг друга.

И. Вацетис и Л. Троцкий

Оказалось, что оба следуют этим маршрутом на Вятку уже не впервые. Бывали и ранее, причем в одном и том же знаменательном месте. Больше двух недель в здешней тюрьме пробыл Феликс по пути в ссылку летом 1898-го. А спустя десять с половиной лет жандармы привезли туда же Иосифа. И тот февраль, как он рассказывал, был немногим теплее нынешнего января. Его определили в Сольвычегодск, но после четырёхдневного пребывания в тёмной и сырой вятской тюрьме он свалился с возвратным тифом и был переведен в губернскую земскую больницу. Повспоминали то время, но затем вновь вернулись к тому, зачем едут сейчас.

Главнокомандующий вооруженными силами РСФСР Иоаким Вацетис в своем отчете тоже не нашел ничего лучшего, как списать неудачу на «разгильдяйство»: мол, вовремя не отправили из Ярославля на фронт ни стрелковую дивизию на усиление, ни винтовки. Это был уже камешек в огород председателя Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной армии Леонида Красина.

Но Ленина подобный ответ удовлетворить никак не мог. Троцкому с Вацетисом он задолго до трагедии слал телеграмму за телеграммой о том, что Пермь в опасном положении и необходимо срочно дать подкрепление из Питера. Все копии теперь в папке у Сталина: «Крайне тревожны вести из-под Перми. Ей грозит опасность. Боюсь, что мы забыли про Урал. Непременно налегайте на Вацетиса и проверяйте, достаточно ли энергично он даёт подкрепления Перми и Уралу», «Что сделано для того, чтобы упрочить положение наших частей в районе Перми, требующих от центра срочной помощи?».

– Почему я должен верить тому же Вацетису? Да и другим бывшим золотопогонникам. Многие из них уже не раз предавали, – старательно и неторопливо набивая трубку, говорил Сталин. – Вот скажи, ты присягу царю-батюшке когда-нибудь давал? Нет? И я нет. А они давали! Давали! Причем и ему, ставленнику божьему, и Сашке Керенскому, и нам теперь. Так почему я должен им верить? А завтра они Колчаку и Деникину, англичанам и французам осанну петь будут. И заметь, все как-то так искренне и благопристойно!

– Ну, Иосиф, на то и поставлены члены РВС, чтобы их контролировать. Бдительность терять не надо. А пока свои академии не создадим, своих спецов не обучим, без них не обойтись, – заметил Дзержинский.

– Тогда, может, и вовсе надобность отпадет, – усмехнулся Сталин. – Эка на меня налетели, когда я такого же золотопогонника начштаба Носовича в июне под Царицыном арестовал. Троцкий настоял, Ленину нажаловался: мол, есть такие партийные деятели, которые сами хуже саботажников, странствуют, бездельничают, требуют заменить спецов на коммунистов, а когда проваливаются, взваливают вину на генштабистов. Ну и что в итоге? Отпустили его, два месяца при Вацетисе этот Носович обретался, а потом в октябре поехал на фронт и с секретными документами сбежал. Всю нашу диспозицию выдал.

Иосиф жадно затянулся и не торопясь выпустил клуб дыма. Феликс, допив чай, тоже взял мундштук и папиросы.

– Я ведь тогда сразу у себя этих военспецов поубирал, Клима Ворошилова командующим поставил и Царицын таки не сдал. Отбили этих хваленых генералов. Да, погибло много. Но в бою, геройски! Я, в отличие от Троцкого и Склянского, к децимациям не прибегал, каждого десятого красноармейца не расстреливал.

Феликс, конечно, с трудом представлял себе Клима полководцем. Наблюдал за ним в Питере. Храбрый – да. Ответственный – да. Энергичный и решительный – пожалуй. Но для стратега этого мало.

– Они и здесь всю вину на Лашевича постараются свалить. А Вацетису хоть бы что, – продолжил Сталин. – Ты же читал директиву главного командования, данную перед самым падением Перми? Прямо философы, профессора!

Тут он постарался скопировать хорошо знакомый Дзержинскому прибалтийский акцент:

– «Из последних донесений усматривается, что третья армия отступает с угрожающей для Перми быстротой. Прикажите второй армии прийти на помощь третьей. Предупреждено, что город Пермь ни в коем случае не должен быть сдан. Главком Вацетис, Член Реввоенсовета Аралов». Вот и вся помощь великого стратега… Вот и все военное искусство, Феликс!

Дзержинскому уже приходилось слышать далеко не лестную оценку полководческих талантов Вацетиса из уст другого, куда более авторитетного генерала – Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича. Но сейчас последние слова Иосифа навеяли Феликсу ещё и свои досаду и тревогу. Уже ясно, что выполнение поручения займет не неделю и, может быть, даже не две. А в ВЧК его вновь замещает Петерс, и там тоже почти «сплошь одни латыши»…

Только-только сумел присмотреться к новичкам, выработать планы, что-то наладить, провести вторую конференцию чекистов, утвердить «Инструкцию о чрезвычайных комиссиях на местах», как его опять оторвали. Притом что работы немерено – начать сокращение уездных комиссий, предотвратить разрастание губернских, усилить меры по борьбе с мародерами и взяточниками, расширить отдел жалоб и просьб в центральном аппарате, установить более строгие наказания за ложные доносы. Всего четыре дня назад Президиум ВЧК отклонил настоятельное предложение Петерса о самостоятельности «тройки» в вынесении расстрельных приговоров…