Все под контролем - Том Саттерли

Подразделение было таково, что три эскадрона были измотаны. Во время войны в Ираке Подразделение понесло реальные потери; уровень потерь у нас составлял 20 %, а половина операторов была награждена «Пурпурными сердцами».

Это была огромная ответственность и, как мне казалось, вершина моей карьеры. Кто-то проявил исключительное доверие ко мне, предоставив мне возможность работать над формированием совершенно нового эскадрона вместе с его командиром, офицером, которого я обучал, будучи инструктором на КБПО.

Весной 2008 года я пришел на медосмотр уже в возрасте «за сорок», который иногда называют «поцелуем смерти». Как обычно, меня проверили, взяли кровь, и я вернулся к работе, думая, что все в порядке.

Церемония ввода в строй нового эскадрона состоялась 6-го июня 2008 года, в годовщину дня «Д», дня вторжения в Нормандию. Эта дата казалась для эскадрона «D» подходящей — эскадрон, созданный для войны.

Я совсем забыл о медосмотре, когда меня вызвали в медпункт, где сообщили, что у меня «нулевой» уровень холестерина.

— Ну, это же хорошо, не так ли? — спросил я.

Оказалось, что нет. Нулевой уровень холестерина — это не нормально. Доктор спросил меня, какие лекарства, какие добавки или какие «иные» препараты я принимаю. Я объяснил, что, кроме рецептов, которые они мне выписали, я принимал практически все, что мог достать в магазинах питания, чтобы восстановиться после всех операций.

Об одном препарате, который я, не подумав, заказал через Интернет, я рассказал доктору. Он назывался «Нольвадекс», и, как мне сказали, он повышал уровень тестостерона, помогая организму восстанавливаться и наращивать мышцы без использования стероидов.

Доктор ничего особенного не ответил, и я отправился домой, размышляя, что же все это значит. Поздно вечером мне позвонил командир моего эскадрона. Мы были друзьями и хорошо сработались, и нам обоим не терпелось ввести наш новый эскадрон в строй. И все же было странно, когда он сказал, что хочет приехать ко мне домой, чтобы поговорить. Он сказал, что врач сказал ему, что мои показатели холестерина вызваны приемом стероидов.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал командир.

Это означало только одно — у меня проблемы.

— Ты можешь просто сказать мне по телефону все, что сочтешь нужным, — ответил я. — Просто сделай это; я не возражаю.

Однако он настаивал на том, что нам нужно переговорить с глазу на глаз. Он уже собирался в дорогу.

В ожидании его приезда, я попросил у Кристин «Ксанакс»[55]. Я чувствовал, что качусь по спирали вниз, и подумал, что это может помочь. Я не принимал никаких стероидов и не знал, откуда взялась эта информация.

Когда прибыл командир, мы сели, чтобы он мог сообщить мне плохие вести. Командир Подразделения снимает меня с должности главного сержант-майора эскадрона из-за употребления стероидов. Я был шокирован, но не стал спорить. Это было бессмысленно. Если заговорил сам командир Подразделения, значит, так тому и быть. Мой командир эскадрона просто сообщал новости.

Помните, как в детстве ко мне подходил хулиган, обзывал меня, бил по лицу, по яйцам, а я просто стоял и плакал? Это было похоже на то. Я не плакал, по крайней мере, не при нем, но был близок к этому. В остальном я чувствовал себя так, словно меня только что обозвали обманщиком, лжецом, а потом дали по яйцам. А когда он ушел, я рыдал несколько часов.

Позже я узнал, что «Нольвадекс» часто принимали те, кто принимал стероиды, чтобы нейтрализовать некоторые побочные эффекты, в том числе негативное влияние стероидов на уровень тестостерона. Увидел ли доктор что-то в моем приеме «Нольвадекса», на который я должен был получить рецепт, или это была лабораторная ошибка, я тогда не знал. Однако несколько месяцев спустя, попросив знакомого врача из Армейского медицинского центра Вомака помочь мне разобраться в случившемся, он сказал, что это точно была лабораторная ошибка. Ни у кого, сообщил он, не бывает нулевого уровня холестерина. Я стал жертвой быстрого принятия решений, а идти против решения командира, будь оно основано на фактах или на необоснованной информации, — это не то, что сделало бы большинство. Поэтому решение осталось в силе, и я был снят с должности главного сержант-майора.

Другого наказания не последовало, и в звании меня не понизили. Но это был конец моей человеческой сущности. Я стеснялся ходить на работу, а если и ходил, то избегал столовой, чтобы не думать о том, что все смотрят на меня и задаются вопросом, почему меня отстранили. Я стал банкротом. Неудачником.

Поначалу мои друзья защищали меня. Но, хотя они и поддерживали меня за глаза, я не помню, чтобы кто-то за меня заступился. Кто захочет рисковать своей карьерой или подвергнуться остракизму за то, что поддержал меня?

В конце концов даже поддержка сошла на нет. Мои друзья продолжили жить своей жизнью в Подразделении, а я исчез. И по сей день я не могу описать свою боль от этого.

Я не знал, что с собой делать. У меня не было работы, но, когда до пенсии оставалось всего два года, мне нужно было оставаться на службе. Я согласился на то, что предложило Подразделение, — специальную миссию в Ираке. О ней я до сих пор не имею права рассказывать, разве что скажу, что это была «разведывательная миссия». В любом случае, длилась она недолго.

Перед отъездом в Ирак мне сделали магнитно-резонансную томографию плеча. Примерно через месяц после отправки мне позвонил врач Подразделения, и сообщил, что я должен вернуться домой: мое плечо оказалось более серьезной проблемой, чем можно было представить. Он сказал, чтобы я не брал в руки ни рюкзак, ни что-либо еще тяжелое — у меня была разорвана суставная губа, которая почти полностью исчезла, и мне срочно требовалась операция.

*****

После того как я немного восстановился после операции, никто не знал, что со мной делать. Поэтому меня назначили офицером по связи и координации в школу, расположенную чуть дальше по дороге, где бойцов спецназа обучали стрельбе и тактике ближнего боя. Ребята, с которыми я работал, были первоклассными операторами спецназа. Я по-прежнему любил преподавать, и это, вероятно, стало моим спасением.

После работы я превращался в затворника. Напивался до беспамятства каждый вечер, перестал отвечать на личные телефонные звонки. У меня даже не было домашней жизни; я был просто человеком, который жил в одном доме с Кристин и Томасом, ночуя в свободной спальне.

Наконец, в 2010 году пришло время уходить на пенсию. По правде говоря, меня вполне устраивало получить документы и больше никогда не переступать порог Форт-Брэгга, поэтому мне