Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

(ОВХР), наряду со многими другими художниками, его единомышленниками. Аполлинарий Михайлович, помимо общественной деятельности, свои позиции ясно обозначал в произведениях. О его новых творческих замыслах узнаем, в частности, из писем Аполлинария Аркадию Васнецову, неизменно наполненных сочувствием, доверием, а нередко теперь и тревогой за родных:

«1922 (?) год.

<…> Крепись, во что бы то ни стало крепись. Надо дотянуть до конца лета, немного еще. Гуляй больше – это первое, очень укрепляет здоровье обтирание утром водой, конечно, только летом.

<…> Получил ли рисунки северных церквей через Надю?[591] Можно ли по ним что-нибудь сделать?..[592] Собирался я приехать в Вятку вместе с Вовой, но лучше счел отложить поездку до весны, до мая, до свистуньи и Великорецкой[593], когда в Вятке так хорошо. Без шуток, если Бог даст здоровья, непременно приеду, здоровья, конечно, нам обоим, чтобы свидеться. Хочется еще раз побывать в Вятке и повидаться со всеми, а то ведь век наш недолговечен. Бог бы привел.

<…> Не попробовать ли тебе похлопотать об увеличении пенсии, ведь почти 20 лет работал на пользу города[594], и водопровод, и электричество, и мостовые – сам Бог велел поддержать старика, да притом хворого. Если есть порядочные люди с управления городским хозяйством [неразборчиво], через них навести справки. Паек бы хоть дали.

Правда твоя, тяжеленько жить летом в городе, таков момент, некуда пойти погулять, посмотреть на природу, притом же и пейзажист. Единственно, когда могу видеть природу – это в наших экскурсиях комиссии по изучению Старой Москвы в ее окрестностях: с. Коломенское, Останкино и др[угие] экскурсии, повторяющиеся через воскресенье, но это все не то, надо пожить среди природы. Последний раз я жил в Демьянове[595] в 16-м году. Кой-что работаю для денег, для души, а на душе мало отрадного, потому и не выходит да и условия не благоприятствуют: прежней мастерской лишился, а новой нет»[596].

Братья Васнецовы болезненно переживали новую постреволюционную российскую действительность, о чем вновь и вновь с сожалением писали друг другу:

«11 ноября 1922 года.

Здравствуй, дорогой Аркадий!

Правда, тяжело переживать старость при совр[еменных] усл[ови]ях, да еще в нужде и болезнях… Но ты не падай духом, дорогой Аркадий, крепись, будет лучше, пока терпи и борись с трудными обст[оятельства]ми. А главное, выбрось из головы такие мрачные мысли вроде тех, какие ты высказал в письме, что ты в тягость себе и другим и т. д. Это непростительно. Работай себе над тем, что тебе приятно и интересно: твой школьник[597], или как ты хотел делать модели избы, мельницы и церквей тверского края.

Читаешь ли что? На помощь в такие минуты приходит религия. Сходи в церковь, помолись, Бог всегда поможет и пошлет утешение души больной… Тебе стало скучно, когда уехали Люда, Люба, да и Костя[598] тоже слышно собирается уехать, хотя в таких обстоятельствах не следовало бы оставлять старика отца, притом же в Москве так трудно стало жить, справится ли Костя?

Есть ли у тебя, остались ли знакомые, куда мог бы ты изредка сходить развлечься? Л. А.[599], Николаич[600], чаще бывай у Саши[601]. А главное, не поддавайся унынию, и еще главное – питаться лучше. Ввиду этого мы с Виктором решили ежемесячно присылать тебе «некоторую толику» вроде как бы пенсию за выслугу лет. Ты только не думай, что мы тем обездолим себя – нисколько, будь покоен в этом отношении, иногда, когда трудно, пришлем поменьше, иногда побольше, когда обстоятельства будут благоприятствовать тому. На этот раз присылаем 30 л[имонов], высылаем завтра, т. к. сегодня воскресенье»[602].

Еще более неизбывной душевной болью наполнено следующее письмо Аполлинария Васнецова:

«20 ноября 192(?) года.

Как-то мы, Аркадий, переживем эту предстоящую зиму и переживем ли?.. Так становится трудно жить нравственно и физически, что поневоле задаешь себе этот вопрос. Ни хлеба, ни топлива! А на душе смертельный холод и никаких согревающих надежд… Притом еще грозит безденежье, т. к. покупатель совершенно оставил нас, художников. Только и можно жить заказами, а где их теперь найдешь? Распродавать имущество – а где оно? Все донашиваем старое, десятигодовалое. Ведь и у тебя, если не худшее, то такое же положение.

Чем “зарабатываешь хлеб” и чем живешь? Насадили ли огород, осталась ли корова и как у вас урожай хлеба и трав. Если найдутся покупатели, то продай мои картины, в свою, конечно, пользу. Да какой покупатель в Вятке, когда их здесь нет. Предложи для музеев. Посоветуй то же сделать и Саше[603], если у него нужда. Промой их предварительно водой. Вероятно, провинциальные музеи желают иметь и мои произведения. Как у вас насчет жильцов и уплотнения? Мы живем под постоянным страхом того и другого. Пронес бы Бог»[604].

Аполлинарий Михайлович все чаще уединялся в своей мастерской, писал и писал новые произведения, а камертоном их звучания оставались картины цикла «Времена года», который включал четыре полотна, обращенные к пейзажным образам четырех времен года. В мастерской своей квартиры на одном из центральных мест художник поместил «Зимний сон», полотно, которое являлось своеобразным талисманом их семьи. Оно, как правило, не снималось с постоянного места на стене, центрального в мастерской, его никогда не продавали и не собирались продавать, даже на периодические выставки оно отдавалось крайне сложно и редко. В семье Аполлинария Михайловича считали, что пока картина будет находится на своем обычном месте, несчастья не случатся, беды пройдут стороной и в период потрясений, тревог начала ХХ века эта легенда давала семье необходимую иллюзию спокойствия.

Для самого Аполлинария Михайловича не менее дорого было другое его полотно, по сей день представленное в столовой его квартиры, – «Ифигения в Тавриде», обращенное к видам Крыма, которыми он не переставал восхищаться. Идея этого полотна появилась в результате первой поездки художника в Крым в 1886 году. Красоту крымских пейзажей он решил связать с сюжетом античной мифологии, обращенному к Ифигении, дочери Агамемнона. В Тавриде, далекой от ее родной Эллады, дочь царя города Микены стала жрицей в храме богини Артемиды. Стремясь вернуться в родные земли, она каждый день выходила на берег моря и пыталась увидеть вдали, не послан ли за ней корабль.

Над мифологической композицией Аполлинарий Васнецов работал 35 лет – на картине рукой художника указаны даты: «1889, 1890, 1924» годы, даже долее, чем Виктор Васнецов писал монументальное полотно «Спящая царевна» – на протяжении двадцати шести лет. Пейзажист многократно заканчивал и вновь возвращался к работе над картиной, которая не вполне ему удавалась, много раз исправлял и стаффажную фигуру Ифигении, изображенной стоящей на берегу с воздетыми вверх руками. В