Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

результате в итоговом варианте живописной композиции силуэт девушки едва различим, сливаясь по тону и цвету с обрывистым берегом, написанным очень сложно, со множеством рыжеватых, сиреневых, жемчужных оттенков, с многосоставными цветовыми замесами красок на переднем и среднем планах, что особенно ясно различимо при интенсивном боковом солнечном свете, падающим на полотно из окна столовой. Несомненно, что картина по замыслу художника определяла образ столовой, а дополняли его другие пейзажи и Крыма, и Демьянова. На одном из них предстает как композиционный центр тот скромный дачный флигель, который был оставлен большевиками Владимиру Танееву[605], а также раздвижной стол, за которым могла собираться вся семья братьев Васнецовых, венские стулья, буфет, выполненный по эскизу Аполлинария Михайловича.

Но постепенно и творчество переставало давать Аполлинарию Васнецову привычное душевное отдохновение, о чем узнаем из его письма, как всегда предельно искреннего:

«1922 (?) год.

Здравствуй, дорогой Аркадий!

Поздравляю тебя с праздником Рождества Христова и с наст[упающим] новым годом. Вот и праздник, а невесело на душе. То ли бывало прежде, помнишь, как мы ездили домой на святки и как мы их проводили. То был рай на душе и во всем, а теперь… И рад бы стряхнуть это бремя с души, да не в силах. Столько навалилось камней – никак не сдвинешь.

Вот, например, каких мне стоило усилий в жилищно-земельном отделе отвоевать себе мастерскую и комнату, но кончилось тем, что я вселил себе жильцов, которые отравили мне всю мою жизнь, и когда конец этим мукам – не знаю. Все можно вытерпеть и перенести, но, когда врываются в жилище или когда вытесняют, – с этим мириться – нет сил.

Прежде я находил успокоение от огорчений житейских в работе, в искусстве, но теперь, увы, эта спасительная звезда угасла, не могу работать от души… по вдохновению, т. к. на душе или пусто, или мука, не свободна душа. Работаешь все для денег, что можно продать. Вот и присылаемые календари (доски к ним) такого характера работа. Один ты отдашь Саше, а другой Николаичу, на одном пасхальная ночь в Кремле, на другом «Выезд на пашню». Это мои авторские экземпляры. Думал послать еще альбом Старой Москвы, но к праздникам альбом не вышел, пошлю потом с оказией или по почте.

Ты хорошо надумал – поступить руководителем резьбы по дереву – это во многих отношениях хорошо, главное же развеет тебя, даст паек да и человеком будешь “у дела”»[606].

Переписка Аполлинария и Аркадия Васнецовых не прекращалась и в последний год жизни, до самой кончины Аркадия Михайловича. Последнее письмо Аполлинария Михайловича адресовал его жене, зная о тяжелой болезни брата:

«10 мая 1924 года.

С прошедшим праздником Святой Пасхи поздравляю Вас, Ольга Андреевна. (Посылаю) 10 рублей – обычную посильную помощь. Как здоровье Аркадия? Люда передавала, что очень плохо. Какое горе, и нам, бедного, жалко. Может быть, солнушко поможет и оздоровит его – весна… С неделю назад послал Аркадию письмо – получили ли и может ли он читать?[607] Какое несчастье! И за что? И без того ему много привелось вытерпеть.

Преданный Вам Ап. Васнецов»[608].

Приходя к брату Аполлинарию, вместе с ним переживая все скорби, горести, утраты, Виктор Михайлович часто по нескольку часов проводил в его мастерской, обставленной резной деревянной мебелью неорусского стиля, сделанной по эскизам брата. Добротные, несколько тяжеловесные кресла, столы, буфеты, предельно приближенные к древнерусским образцам, с тщательно проработанными декоративными деталями, ныне экспонируются в Мемориальном музее-квартире художника. Особенно примечателен величественно-торжественный, наполненный сказочной интонацией шкаф-буфет, центральные дверцы которого оформлены стеклянными вставками, скрепленными увесистыми металлическими пластинами. Они, словно мозаика, образуют причудливый орнамент, а в нем угадывается белка, грызущая орехи, из «Сказки о царе Салтане» Пушкина. Таков был своеобразный «мебельный» ответ Аполлинария Виктору, создавшего у себя дома в 3-м Троицком переулке чудо-буфет с диковинной резной белочкой. В отличие от Аполлинария художник-«сказочник» все же предпочитал стилизовать свою мебель, лишь отталкиваясь от древнерусских основ, а не копировать ее образцы.

Взгляд Виктора Васнецова задерживался на «Зимнем сне», а затем не менее внимательно он оценивал камерные пейзажи, как, например. «Погост», написанный на пленэре в Демьянове – имении Владимира Танеева, где семья Аполлинария Михайловича так любила проводить летние месяцы. Это поместье находится в Клину, напротив усадьбы Петра Ильича Чайковского, с которым дружил брат Владимира, композитор Сергей Танеев[609].

Аполлинария Васнецова связывали с Владимиром Танеевым и дружеские отношения, и близость политических взглядов. Оба в тот период, в отличие от Виктора Васнецова и Петра Чайковского, поддерживали революционные выступления. Владимир Танеев как адвокат защищал в суде «нечаевцев», которых обвиняли в терроризме. Позднее он решил отдалиться от правовой деятельности, жил в своем поместье, часть угодий сдавал под дачи единомышленникам – людям науки и культуры. Сюда приезжало много студентов, химиков и ботаников, и все дачники очень щепетильно оценивались, словно «отбирались» владельцем поместья, который решал, сдавать ли помещения тому или иному претенденту. После 1917 года поместье у Владимира Танеева было отобрано. Аполлинарий Васнецов, неравнодушно относившийся к этому поместью, где рос его сын, где он сам много писал те лирические, ясные, наполненные светом пейзажи[610], сочувствовал другу, но повлиять на развитие событий не удавалось. Когда владения Танеева были заняты большевиками в домашней библиотеке нашли переписку хозяина усадьбы с Карлом Марксом, а также едва ли не все его основные труды теоретика капитализма, представленные в доме среди прочих книг, последовал иной приказ властей: «Танеевых не трогать». Один из флигелей дома был возвращен хозяину, как политически благонадежному, где он и проживал до конца жизни. Хотя насколько Владимир Танеев поддерживал революцию после событий 1917 года, остается дискуссионным вопросом.

Если Виктор Васнецов был по-прежнему тверд в антиреволюционной направленности своих взглядов, то Аполлинарий приходил к ним постепенно. Однако главное, что отныне их политическим разногласиям, из-за которых братья, однажды поссорившись в предреволюционный период, не разговаривали несколько лет, был положен конец. Постепенно Аполлинарий Михайлович начал понимать, что революционные призывы, идеи свободы равенства и братства, которым он был так предан и в молодые, да и в зрелые годы, в действительности обернулись в России хаосом, вопиющими беспорядками, разнузданностью, вседозволенностью. В Москве, как и в Петрограде, как и в провинции, остро ощущалось тяжелое экономическое положение страны, не хватало дров и угля, нечем было топить. Если Виктору Васнецову все же с большим трудом удавалось их доставать и топить печи, им же спроектированные в собственном особняке, то семья Аполлинария Васнецова оказалась в более сложном положении. Дом, в котором они проживали, был построен в 1903 году в соответствии с новейшими техническими достижениями –