Эхо времени. Вторая мировая война, Холокост и музыка памяти - Джереми Эйхлер

население ничего не подозревает, айнзацгруппы действовали согласованно с солдатами вермахта, а тех проинструктировали, выражаясь словами немецкого фельдмаршала Вальтера фон Райхенау, о “необходимости суровой, но справедливой расправы с недочеловеками-евреями”[614]. Когда немцы вторглись в СССР, гитлеровский смертоносный антисемитизм наконец добрался до самых обширных зон обитания европейских евреев[615].

19 сентября 1941 года немцы захватили Киев. В тот же день началось разграбление магазинов на главной улице города – Крещатике, возле Бессарабской площади. Среди бела дня киевские евреи подвергались избиениям. Профессор Киевской консерватории С. У. Сатановский был расстрелян у себя дома вместе с родными. Пожилая женщина Сарра Максимовна Эвенсон – известная писательница, редактор и переводчица – была выброшена из окна третьего этажа. 23 сентября по Днепру поплыли трупы вместе с узлами с религиозной утварью. 24 сентября в городе прозвучали взрывы – это начали детонировать мины, установленные в разных местах города отступавшими советскими войсками, и в самом центре Киева разгорелся большой пожар. Один очевидец вспоминал:

В это страшное время, когда рушились дома, в воздухе летали обгорелые брусья, обломки камня и щебня засыпали живых людей, стекла сыпались из окон, как мелкий дождичек. Как люди метались, как обгорелые крысы в клетке, когда везде и всюду слышны были крики и вопли людей[616].

В течение двух дней, 27–28 сентября, спустя всего неделю с небольшим после прихода немцев, украинская полиция распространила по всему городу и пригородам две тысячи листовок с неподписанным приказом – на русском, украинском и немецком языках:

Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской улиц (возле кладбищ). Взять с собой документы, деньги и ценные вещи, а также теплую одежду, белье и пр. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян[617].

Поскольку было велено собраться возле железнодорожного вокзала и взять с собой деньги и документы, многие евреи решили, что речь идет об эвакуации. Пожилая женщина Теля Осинова провела последний день дома – варила и пекла, готовясь к поездке, а ее муж Герш Абович Гринберг, видный житель Киева, отправился на Галицкий базар. Там он был задержан немцами, ограблен, раздет и замучен до смерти. Другой очевидец вспоминал о другой расправе, учиненной на том же базаре:

[О]дн[а] еврейск[ая] семь[я] скрыва[лась] несколько дней в подвале. Мать с двумя детьми решила уйти в село. Пьяные немцы остановили их… и учинили над ними жестокую расправу. Они отрубили на глазах у матери голову одному из детей, затем умертвили второго ребенка. Потерявшая рассудок женщина, прижав к себе мертвых детей, стала танцевать. Немцы, насладившись вдосталь этим зрелищем, убили и ее[618].

Объявление, вывешенное в Киеве в сентябре 1941 г. ГА РФ, Москва, R-7021-65-5, копия в Яд-Вашеме M.33 / JM/19961.

Утром 29 сентября в указанное место пришли не все киевские евреи. Один из мемуаристов сообщал, что “врачи отравляли себя и детей морфием”, а некоторые обливали себя керосином и сгорали заживо. Так поступили пятиклассница Рива Хазан и ее мать, жившие по адресу улица Короленко, дом 43, квартира 13. Давно уже ходили слухи, в которых евреев обвиняли в катастрофическом голоде 1932–1933 года на Украине, и теперь часть местного украинского населения помогала нацистам – или активными действиями, или бездействием – ловить евреев. Некоторые из этих ловцов быстро поселялись в освободившихся квартирах или ускоряли поимку хозяев приглянувшегося им жилья. Другие доносили на тех, кто пытался спрятаться.

Акушерка Софья Борисовна Айзенштейн-Долгушева послушалась мужа, который убедил ее только сделать вид, будто она отправляется к месту сбора, а потом спрятаться на чердаке одного дома. Позже, когда находиться там стало небезопасно, муж зашил ее в матрас и спрятал в другом месте. Наконец, он соорудил для нее в укромном месте нечто вроде блиндажа или гроба и “похоронил” ее там заживо. В этом тесном убежище была небольшая щель, закладывавшаяся кирпичом, так муж передавал ей еду. В этом подземном убежище женщина прожила девятнадцать месяцев.

Однако большинство киевских евреев покорно выполнили адресованное им предписание. Нацистское командование ожидало, что в назначенное место явится пять или шесть тысяч евреев, но их пришло больше тридцати тысяч[619]. Они запрудили улицы, которые вели к месту сбора, и другие киевляне молча наблюдали за этим живым потоком. Вот свидетельство одного из очевидцев:

Семьи пекли хлеб на дорогу, шили походные вещевые мешки, нанимали подводы, двуколки. Поддерживая друг друга, шли старики и старухи. Матери несли младенцев на руках, везли их в колясочках. Шли люди с мешками, свертками, чемоданами, ящиками. Дети плелись рядом с родителями. Молодежь ничего с собой не брала, а пожилые люди старались взять с собой из дому побольше. Старух, тяжко вздыхающих и бледных, вели под руки внуки. Парализованных и больных несли на носилках, на одеялах, на простынях[620].

Евреи собрались на пересечении сегодняшних улиц Ильенко и Дорогожицкой, вблизи Лукьяновки, где в 1941 году находилось еврейское кладбище. Оттуда их перенаправили не к вокзалу, а к находившемуся в десяти минутах ходьбы Бабьему (по-украински – Бабину) Яру – глубокому оврагу на окраине города. Когда-то это место прозвали “киевской Швейцарией”, и в сороковых годах там даже планировали устроить лыжный курорт[621]. Дорога несколько раз делала повороты, поэтому те, кто шел позади, не видели, что происходит впереди. А когда они подходили ближе и слышали звуки пулеметных очередей, было уже слишком поздно. Нацисты из Зондеркоманды 4а, подчинявшейся командиру Паулю Блобелю, стояли двумя параллельными рядами. Вначале обреченных жертв “регистрировали”, заставляли их сдавать документы и ценности, потом приказывали им раздеваться донага и в таком виде проводили между двумя шеренгами. Их избивали дубинками, травили собаками – такие методы были призваны сломить всякую волю к сопротивлению. Людей подводили к краю оврага и там скашивали пулеметами. Тела убитых падали на мертвых или полумертвых, которыми было покрыто дно оврага. Других жертв заставляли ложиться ничком на трупы и уже потом убивали. Детей расстреливали, а младенцев вырывали из рук родителей и бросали в овраг живыми. Выполнять операцию помогали немецкие полицейские подразделения, а также состоявшие из украинцев вспомогательные полицейские отряды, которыми командовали члены ОУН – Организации украинских националистов. Нацисты тщательно протоколировали все происходившее. Всего за два дня – 29 и 30 сентября – в Бабьем Яру было убито 33 771 человек, и это стало самым массовым убийством евреев на советской земле – хотя и далеко не единственной расправой такого рода. Похожие