Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

что он уныл и скорбен и утратил молитву, прося помолиться о нем и передать о том и матушке игумении. Я подумала, что он обо мне говорит. “Неужели, батюшка, у вас бывает тягота на душе? Я думала, что вы всегда в молитве и в духе радости”. Батюшка сказал на это, что случаются ошибки: “Иной раз скажешь что от себя, неправильно решишь вопрос чужой жизни, иногда строго взыщешь на исповеди или, наоборот, не дашь епитимии, когда следовало ее дать, и за все это бывает наказание, благодать Божия наказывает - отступает на время, и мы страдаем”. Батюшка всегда просил молиться за него - учил смирению».

В 1914 году началась Великая война. Около пятидесяти Оптинских братий были призваны на военную службу. Произошли перемены и в духовном начальстве - место почившего настоятеля схиархимандрита Ксенофонта занял иеромонах Исаакий (Бобраков, 1865-1938). Еще в 1884 году ему было предсказано, что он станет последним настоятелем Оптинской обители и погибнет. Безусловно, наплывавшие на Россию грозные события были открыты старцу Нектарию задолго до того, как они начались в реальности. На что-то он даже намекал ближним: так, летом 1916-го начал носить на груди красный бант. Все недоумевали, но лишь до марта 1917-го, когда после свержения монархии красные банты нацепила на себя большая часть населения страны...

Воспоминания протоиерея Сергия Сидорова запечатлели его общение со старцем в декабре 1916 года: «На стук послышались шаги, медленные и шаркающие, и дверь открылась. На пороге келлии стоял старец с белыми красивыми прядями волос, с бородой редкой с желтизной, с большими серыми глазами. Это был отец Нектарий. Я попросил его благословения, сказал, что послан к нему отцом Анатолием. Старец благословил меня и с улыбкой веселой сказал: “Ну, вот и хорошо, что к батюшке Анатолию попал в руководство. Некоторые меня ищут как старца, а я, как вам сказать, все равно что пирожок без начинки. Ну а батюшка отец Анатолий все равно как пирожок с начинкой”. Сказав это, он благословил меня трижды и удалился в келлию.

На следующий день, 8 декабря, я был у отца Нектария. Был один. Я нашел дверь в келлии отпертой и прошел прямо в кабинет старца. Это была небольшая комната, увешанная иконами. На стене висел портрет митрополита Московского Филарета и какие-то фотографии неизвестных мне духовных лиц. Старца не было в кабинете, но он скоро вышел из соседней комнаты. Старец был одет в серый подрясник, подпоясанный голубым шнурком. Он узнал меня и ласково благословил. Я не имел намерения утруждать старца беседой, так как находился под руководством отца Анатолия и не стремился обращаться к мужам духовно опытным за руководством. Но когда я, получив благословение, хотел удалиться, отец Нектарий удержал меня. “Вы не потрудитесь ли почитать мне?” -сказал он, подавая книгу. Это были стихотворения Пушкина. Я открыл маленький томик суворинского издания и стал читать: “Когда для смертного умолкнет шумный день.” Потом старец поблагодарил меня и сказал: “Многие говорят, что не надо читать стихов, а вот батюшка Амвросий любил стихи, особенно басни Крылова. Я полагаю, что читать стихи не только можно, но и должно. А вот теперь помолимся”.

Он стал перед образом Царицы Небесной на колени и, велев мне стать рядом с ним, стал читать акафист Владычице. И была тишина, но не жуткая тишина, звучащая шорохами и вздохами, а мирная, светлая, точно сотканная из золотистых нитей вечного блаженного покоя».

В феврале 1917 года старца посетил приехавший с фронта Василий Шустин. Во время общения отец Нектарий сказал ему буквально следующее:

- Тяжелое время наступает теперь. В мире теперь прошло число шесть и наступает число семь. Наступает век молчания. Молчи, молчи... И вот государь теперь сам не свой, сколько унижений он терпит за свои ошибки. 1918 год будет еще тяжелее. Государь и вся семья будут убиты, замучены. Одна благочестивая девушка видела сон: сидит Иисус Христос на Престоле, а около него двенадцать апостолов, и раздаются с земли ужасные муки и стоны. И апостол Петр спрашивает Христа: мол, когда же, Господи, прекратятся эти муки. И отвечает ему Иисус Христос: дескать, даю я сроку до двадцать второго года, если люди не покаются, не образумятся, то все погибнут. Тут же пред Престолом Божьим и наш государь в венце великомученика. Да, этот государь будет великомученик. В последнее время он искупил свою жизнь.

Поразительное предсказание!.. Ведь еще не произошел даже февральский переворот. А в завершение разговора старец добавил: «Придет время голодное, будешь голодать. Наступит время, когда и монастырь наш уничтожат. И я, может быть, приду к вам на хутор. Тогда примите меня, Христа ради, не откажите. Некуда мне будет деться.»

И это предсказание тоже сбылось. Оптина пустынь была закрыта декретом большевистского правительства 10 января 1918 года. Вместо нее учредили «сельхозартель Оптино», а позже, в мае 1919-го, - музей «Оптина пустынь», хранительницей, а позже заведующей которым стала духовная дочь отца Нектария Лидия Васильевна Защук (1871-1938, в монашестве Августа, прославлена в лике преподобномучениц в 2000 году). И хотя местные власти пока не трогали монашествующих, так как «сельхозартель» считалась лучшим хозяйством Козельского уезда, а музей подчинялся напрямую московской Главнауке, летопись обители фиксировала: «Время стоит тревожное. Из мира несутся угрозы по адресу монастыря и нашего скита. Уходить вечером в монастырь всей братии и оставлять скит на охранение одного лишь привратника очень опасно, ибо и по сие время в окрестностях раздаются одиночные ружейные выстрелы». Неоднократно в монастырь приходили в поисках оружия и «золота» - то представители властей, то просто мародеры или бандиты. Не было дров, хлеб пекли из гречневой мякины, в келиях спали не раздеваясь, зимой вода застывала в оставленных на столе кружках. Братия стала редеть: кого-то силой мобилизовывали в Красную армию или на «подъем народного хозяйства», кто-то не выдерживал трудностей и уходил сам... Некоторых - в том числе настоятеля архимандрита Исаакия - арестовывали.

В это тяжелейшее время в обители оставались два светильника, два старца - отец Анатолий (Зерцалов, 18551922) и отец Нектарий, в марте 1920 года принявший схиму без перемены имени. Отца Анатолия хотели арестовать чекисты, но он попросил дать ему отсрочку до следующего дня, чтобы приготовиться в путь. Когда на другой день за ним пришли и спросили, готов ли он, келейник ответил: «Готов» - и указал на гроб с телом новопреставленного. Духовные чада отца Анатолия все перешли к иеросхимонаху Нектарию. Так он остался последним Оптинским старцем - последним звеном