Все под контролем - Том Саттерли

Вероятнее всего, вы вжимаетесь в бронетранспортеры, идущие в первых рядах, двигатели которых рычат, а танки угрожающе грохочут неподалеку. Или в седаны BMW, если вы пытаетесь незаметно смешаться с местными жителями.

Но чаще всего вы находитесь в наземных транспортных средствах. Выезжая из крепостной стены, известной как «Зеленая зона», вы молитесь, чтобы за воротами вас не поджидала мина или террорист-смертник. Затем вы отправляетесь в «Красную зону» — любую часть города, а также Фаллуджу, Рамади или любую другую маленькую деревню в пустыне, которая не находится под контролем хороших парней.

Вы знаете, что, как бы хорошо вы ни были обучены, это не защитит вас от придорожных бомб, достаточно больших, чтобы перевернуть бронетранспортер, или способных пробить дыру в боку раскаленным металлическим ударным ядром, который будет носиться вокруг, как бешеный шершень, разрывая и сжигая всех, кого он ужалит. Если будет подрыв на СВУ, то в лучшем случае плохие парни уберутся восвояси; в худшем и наиболее вероятном варианте — после того, как машину остановит взрывное устройство, они откроют огонь из пулеметов, пока вы будете пытаться спасти раненых и тех, кто попал в ловушку.

Враг прячет подрывные заряды повсюду. Самодельные бомбы в мертвых ослах, в собаках, под кучами мусора. Иногда они прокладывают туннель под дорогой и взрывают ее снизу. Изобретательности скучающего террориста нет предела.

Прибыв на место проведения спецоперации, вы наносите мощный удар, чтобы преодолеть сопротивление, или же подкрадываетесь в темноте, как ночные воры, чувствуя, что у вас за спиной тысяча глаз, а может, и прицелов. Кто-то взламывает дверь, и группа вваливается в здание, где, как вы надеетесь, обитатели спят или настолько потрясены вашим внезапным появлением, что едва могут соображать. Или же вы входите в дом, полный вооруженных людей, готовых вступить с вами в перестрелку. Может быть, они ждут вас на противоположной стороне улицы, а в квартире заложена взрывчатка. Дело в том, что вы никогда этого не знаете наверняка.

Вам хочется игнорировать вид того, что пули делают с человеческими головами и телами, но вы никогда не сможете выкинуть это из головы, и пытаетесь сдержать гнев, когда обнаруживаете оборудование для изготовления самодельных взрывных устройств, жилеты смертников и автомобили, переоборудованные для того, чтобы на них можно было въехать на переполненный рынок и убить невинных мужчин, женщин и детей, сея ужас и горе, точно так же, как фермеры сеют семена.

Рыча, как бешеный волк, вы выстраиваете задержанных для допроса, пока шок от захвата еще свеж. Выявляете тех, кто наложил в штаны или трясется и потеет от страха — эти заговорят. Обращаете внимание и на тех, кто ухмыляется или смотрит на вас с нескрываемой ненавистью, зная, что правила ведения боя — правила, которые они не соблюдают, — защитят их. Вам хочется пустить им пулю между глаз, потому что они знают, и вы это знаете, что если их не обвинят в преступлениях, то отпустят в течение трех дней, чтобы они снова принялись замышлять убийства американцев и невинных иракцев.

Когда вы заканчиваете, то возвращаетесь в «Зеленую зону», сдаете пленных и возвращаетесь в жилые помещения, чтобы дождаться следующего вызова. Но времени на то, чтобы дать адреналину, таблеткам и кофеину выветриться прежде, чем придется делать все заново, никогда не хватает, поэтому вы занимаетесь спортом, тренируетесь в стрельбе на стрельбище, читаете донесения разведки. И остаетесь начеку, не теряя бдительности, иначе вы можете умереть.

Когда вы возвращаетесь после крайнего ночного «удара» и пытаетесь расслабиться и, возможно, немного поспать, то понимаете, что на самом деле не имеет значения, что вы находитесь в «Зеленой зоне». Вы провели столько времени в «Красной», что уже не чувствуете себя в безопасности. Вокруг вас все красное.

Вы пьете пиво с ребятами, несмотря на общий приказ № 1, запрещающий употребление алкоголя. Глотаете таблетки, которые армия дала вам от тревоги, депрессии, боли, и чтобы помочь отдохнуть. Вокруг вас разносится храп тех счастливчиков, которые могут спать. Вы видите, какие муки они испытывают, когда лежат, дергаясь и рыча, убивая кого-то, где-то, или просто пытаясь пережить кошмары. Остальные сотрудники группы — те, кто не может уснуть, — кричат и вопят, играя на игровых приставках или в какую-нибудь другую игру.

Снаружи доносится гул прилетающих и улетающих вертолетов, лязг танковых гусениц и рев дизелей других машин — звуки заглушаются стенами дома, но присутствуют постоянно. Вы лежите на своей койке и таращитесь в потолок или в дно койки сверху, заново перебирая в памяти все те ужасные вещи, которые вы видели, слышали и делали. Подросток, задыхающийся в своей постели, с кровавой пеной на губах, с глазами, полными паники; женщина со своим ребенком, рыдающие над изрешеченным пулями телом мужа и отца. Вы снова смотрите в умирающие глаза человека, которого убили много лет назад. Свежая и запекшаяся кровь ваших врагов и друзей на вашем лице и руках. От видений, звуков, ощущений и вони войны никуда ни спрятаться, ни скрыться.

Если вы достаточно измотаны, и вам повезло, если вас не выкинуло из кровати взрывом бомбы или ракеты, то вам удается заснуть на несколько часов. Работа превратила вас в ночного хищника, который охотится ночью, а днем отдыхает.

Когда вы встаете, то не чувствуете себя освеженным. Вы просто физически способны продолжать и делать все заново. Час за часом. Операция за операцией. День за днем. Неделя за неделей. Месяц за месяцем.

Девяносто дней. С неумолимой неотвратимостью, один за другим. Боевых выходов столько, что все они складываются в одно гигантское дерьмовое воспоминание, и настолько переплетаются в вашей голове, что вы не в состоянии сказать, где у них начало и где конец; и если уж на то пошло, в какой день они произошли или в каком году. Вы даже не знаете, что произошло первым. Это жизнь, которая летит на быстрых, жестоких американских горках, которые не останавливаются, чтобы отпустить вас, пока вы не поймаете пулю или какой-нибудь необразованный террорист с безумными глазами не выбьет вас из колеи. Или вы сами не прыгнете и не покончите с этим.

Не поймите меня неправильно. Я не жалуюсь. Я подписался на это, стал добровольцем. На самом деле, я был добровольцем четыре раза — в сухопутных войсках, в парашютной школе,