Все под контролем - Том Саттерли

и все, что меньше, оставалось моим самым большим кошмаром. Я ненавидел ситуацию, когда, будучи сержант-майором, вынужден был отправлять других людей в дверь впереди себя. Я бы предпочел пойти первым, чем допустить, чтобы что-то пошло не так, пока я стою позади своих ребят.

Бои в Фаллудже были жестокими и неумолимыми. Мы преследовали иностранных боевиков, контрабандистов, которые их привозили, и изготовителей бомб. Противник окапывался и превращал город в очередной Могадишо с окопами. Я с ужасом думал о том, что мне приходится вести своих людей в такой обстановке: нас было недостаточно, и у нас не было достаточно вооружения для такого рода продолжительных боев.

Наследием Подразделения было спасение заложников и уничтожение особо важных целей, будь то террористы, тираны или наркобароны. Мы были созданы для того, чтобы получить задачу, выполнить ее и вернуться домой, а не проводить по десять операций в сутки изо дня в день. Мы не были похожи на фронтовые подразделения с большим количеством людей и огневой мощи. И казалось, что все тоже пытаются выполнять нашу работу: рейнджеры больше не выставляли охранение и не удерживали позиции, они выбивали двери и охотились за важными целями.

В ту темную ночь противостояния на блокпосту, вместе с адмиралом М. среди нас, хорошей новостью было то, что спецоперация прошла без заминок. Объект чуть не совершил роковую ошибку, когда услышал, как взломщик выбивает дверь, и вбежал в комнату с АК-47. Он выронил оружие за мгновение до того, как его мозги были бы выбиты парой пуль. Через минуту он и еще шесть задержанных — мужчины и женщины — сидели на полу с застегнутыми наручниками руками за спиной.

Наш объект был худым, хрупким и напуганным человеком. Когда я начал его допрашивать, он обмочился. Это был бывший представитель режима, который теперь зарабатывал на жизнь тем, что изготавливал бомбы и взрывные устройства для тех, у кого были деньги, чтобы заплатить ему за грязную работу. Сколько по его вине погибло невинных людей и американских солдат, можно было только догадываться. Допрашивая обосранный, рыдающий, лживый кусок дерьма, я жалел, что у него не хватило смелости оказать сопротивление, когда мы вошли в дверь.

На столе в гостиной были обнаружены схемы изготовления бомб; во дворе перед домом был зарыт большой тайник с материалами для СВУ — 105-мм артиллерийские снаряды, старые мины, взрывчатка и капсюли-детонаторы, а также мобильные телефоны и устройства для открывания гаражных дверей, предназначенные для подрыва.

Когда мы собрали все, за чем приехали, и погрузили пленных, те из нас, кто был в BMW, уехали. Остальным было велено подождать три минуты и следовать за нами.

Повернув за угол и выехав из района на шоссе, мы наткнулись на блокпост с горящими бочками и восемью вооруженными людьми. Когда мы замедлили ход и оказались в окружении, мое тело взяло себя в руки и приготовилось к бою.

Я направил свой ствол на парня, который, похоже, был главным. Я видел только его глаза и пряди черных волос, выбивавшиеся из-под шемага, которым он обмотал голову. Его взгляд метнулся к винтовке водителя, опустившего окно — он должен был знать, что независимо от того, каким будет исход, он умрет первым.

Это был один из тех моментов, когда время замирает. Все наши жизни — их и наши — повисли на волоске. В ту ночь плохой парень сморгнул. Он решил жить, а значит, и все мы выбрали жизнь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Октябрь 2004 г.

Багдад, Ирак

Как же мне хотелось вернуться домой! Измотанный физически, а еще больше эмоционально и психологически, я существовал на «Прозаке», «Амбиене», «Рип Итсе», адреналине и обезболивающих таблетках. Мое тело и разум представляли собой кипящий котел из враждующих химических веществ, которые проявлялись в агрессии, ненависти, отвращении к себе, депрессии, тревоге и суицидальных мыслях. Во время сна меня преследовали лица мертвых и крики живых.

Другими словами, я находился в полном дерьме. Вся эта бочка дерьма, которую я накапливал в себе со времен Сомали, была переполнена и выливалась через край, разлагаясь на иракской жаре.

Как же так получилось, что спецназовец, Sine Pari[51], не имеющий себе равных, человек, прекрасно обученный убивать врагов своей страны без колебаний и эмоций, оказался в таком дерьме? Или еще лучше — как добросердечный паренек из Индианы, который любил свою семью и просто хотел играть с друзьями, который плакал, просматривая «Язык нежности»[52],превратился в пустую, лишенную сострадания, злобную оболочку того, прежнего мальчика?

Позвольте мне попытаться нарисовать вам картину. А вы расскажите мне, что вы видите.

Представьте себе, что вы живете в страхе, в состоянии непрекращающегося стресса и тревоги, в постоянном состоянии адреналинового возбуждения, повышенной настороженности на протяжении девяноста дней подряд. Вы подсаживаетесь на дэт-метал, хард-рок и ярость, вызванную кофеином и таблетками, десять, а может, и больше раз в день.

Приходит вызов, и вы надеваете кевларовый жилет и шлем, проверяете свое оружие и оружие своих товарищей. Убеждаетесь, что у вас достаточно гранат, запасных магазинов с патронами, очков ночного видения, воды, снаряжения для выживания, жгутов и медицинских препаратов, которые можно засунуть в зияющие кровавые раны, в случае, если вы или кто-то из ваших людей лишится конечностей.

Если вы командир отряда или группы, вы разрабатываете план, который, как вы надеетесь, позволит выполнить боевую задачу без собственных потерь, пока в помещении грохочет песня «Завоюй всех» группы «Бегемот»:

Ни один из твоих пустых богов никогда не встанет выше меня,

Ни один из твоих слабых братьев никогда не разделит мою кровь.[53]

А в это время люди, которых вы скоро подставите под удар, с оскаленными ухмылками и горящими глазами хлопают друг друга по плечам и кричат в лицо: «Убей гаденышей!» и «Тиль Вальгалла!»

Когда у вас есть план — и молясь, чтобы вы ничего не упустили, ничего не испортили, — вы отдаете боевой приказ. Дверь распахивается, и вы со своими людьми выходите в палящий зной дня или в ночь с зеленым отливом. В воздухе пахнет дизельным топливом, выжженным на Солнце цементом — как на стоянке грузовиков в жаркий день на Среднем Западе — и еще, да поможет мне Бог, смертью и экскрементами. Вонью, от которой невозможно избавиться.

Обвешанные восемьюдесятью фунтами «легкого» снаряжения плюс оружие, вы бежите на погрузку к вертолетам, и усаживаетесь задницей в двери грузового отсека, болтая ногами в пространстве. Поднимаетесь в небо, лопасти вертолета бьют по воздуху, как боевой барабан,