Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

Blower; автомобиль – предмет гордости любого нувориша.

Шесть часов вечера, звон часов из белого оникса – как звук трубы к началу битвы. Очередной вечер, очередной этап этой странной войны. Жорж одергивает куртку и идет открывать дверь, попутно делая самое любезное лицо.

– Улыбка и галантность – истинный дух Парижа!

Вот и правильно, Жорж, держись такой линии.

Но долго ли придется держаться?

5

1 июля 1940 г.

Вот и кончился этот проклятый июнь!

Неизвестно, что готовит июль, но он начинается с понедельника. У Франка Мейера это первый выходной с тех пор, как немцы вошли в Париж. Солнце светит, все вроде живы, «Ритц» спасен.

А дело это решилось накануне вечером за барной стойкой. Полковник Шпайдель зашел побаловать себя «Золотым клипером» перед ужином, и, воспользовавшись этим, Элмигер и его заместитель, загадочный господин Зюсс, предупредили его о грозящей опасности: без дополнительных финансовых влияний ожидаемый со дня на день рейхсминистр Геббельс будет здесь пить одну сельтерскую.

Но стоило Шпайделю позвонить в отель «Ле Мерис», где располагалась военная комендатура, как вопрос был мигом решен: генерал Штрессиус приказал банку Франции выдать отелю «Ритц» кредит в миллион франков. Получив официальное подтверждение, Элмигер даже отставил свой лимонад и выпил «Гленфиддич» – двойной, без льда.

И счетная машинка застрекотала дальше.

Сегодня утром Франк проснулся поздно, прочитал вчерашний «Пари-Суар» за чашкой черного кофе, убрал на кухне и аккуратно разложил белье. На обед он удовольствовался куском черного хлеба, арденнским паштетом и стаканом бургундского, и вот он уже на бульваре Капуцинок. Человек в сером твидовом костюме в «елочку», с галстуком в красно-зеленую клетку отыскивает следы того прежнего города, что был здесь всего лишь месяц назад.

Впервые Франк ловит себя на мысли, что немцы могут обосноваться в Париже навсегда.

На Шоссе д’Антен у него назначена встреча с портным. Еще в апреле Франк заказал у него две рубашки из поплина. Они пахнут свежестью, и все же от них веет далеким прошлым. Им достаточно переглянуться: оба они разделяют горькое чувство беспомощности. В знак извинения за то, что он несколько недель не работал, портной дарит Франку крошечный латунный солифлор. Это плоский сосуд, который наполняют водой и вставляют в верхний наружный карман пиджака. Замечательная безделица сохраняет жизнь цветку, продетому в петлицу. Завтра вечером Франк вставит в солифлор белую гвоздику – просто для того, чтобы утереть нос пруссакам с их погонами.

Утереть нос пруссакам: на данный момент ничего сильнее не придумаешь.

Выйдя на улицу, он оглядывается в поисках такси, – старая привычка! – а потом отправляется пешком к себе в 17-й округ Парижа.

Летнее тепло мало-помалу прогоняет мрачные мысли. Но, миновав парк Монсо, он замечает табличку:

«ЕВРЕЯМ ВХОД В МАГАЗИН ЗАПРЕЩЕН».

По телу пробегает дрожь. Он, Франк Мейер, вроде бы прекрасно известный в приличном обществе, лучший друг элегантных пьяниц, авторитет для светских людей всех пяти континентов, рискует своей жизнью, причем совершенно бесславно: никто не знает его тайну. Совсем другой коленкор – Лучано. До сих пор Франк старался не слишком об этом думать, ведь офицерам вермахта эти истории с происхождением до лампочки. Они менее одержимы национальным вопросом, чем нацисты. Имея на руках поддельный швейцарский паспорт, который выправил ему Франк, – излишняя осторожность не повредит! – мальчик должен быть плюс-минус в безопасности. Но Лучано молод, Лучано игрок… малейшая оплошность может оказаться фатальной.

Поднимаясь по лестнице к себе на улицу Анри-Рошфор, Франк понимает, что у него уже никогда не будет спокойно на душе, теперь ему придется бояться и осторожничать за двоих. Бармен отеля «Ритц» и его ученик – двое евреев в немецком капкане.

6

11 июля 1940 г.

Франк резко просыпается. Три часа ночи.

Ему зябко в намокших от пота простынях, в холодной влаге подавляемых страхов.

Скоро месяц, как немцы здесь, и что я делаю? Лижу задницу Шпайделю и непонятно, на что надеюсь… Я стал именно тем, чего так хотел избежать. Добрый вечер, господа! Вам «Ром-Фицц», лейтенант?

Вечные улыбки немцам выжигают внутренности.

А ведь вчера Филипп Петен стал полномочным главой Французского государства.

Прогнившая республика рухнула. Маршал, наконец, снова у руля!

Накануне старый вояка в маршальской фуражке выступал по радио. Его голос чуть дребезжит, но слова звучат четко и ясно.

Франк вспомнил маршала с первых звуков его речи: «Перед лицом своей судьбы Франция найдет новые цели и закалит свое мужество, храня веру в будущее».

Франк знал Петена, еще когда тот был генералом. Апрель 1915 г., Северный фронт. Австриец сделал Францию своей избранной родиной; и когда на нее напали, встал на ее защиту: у человека либо есть чувство чести, либо нет. И весной 1915 г. он оказался под началом Филиппа Петена – военачальника, сильно непохожего на других.

Они атаковали фрицев на высотах у Арраса, на хребте Вими. Артиллерия, шквальный огонь – и молниеносная атака, в нужное время, в нужном месте: 9 мая дивизия марокканцев прорвала немецкие позиции – французская армия ждала этого прорыва много месяцев! Но подкрепление опоздало, и наступать без него, в одиночку было самоубийственно. Петен остановил наступление, и война затянулась.

«Наша программа – вернуть Франции утраченные ею силы».

Голос маршала из приемника раскручивает воспоминания. Март 1916 г., Верден, Жорж и другие, а затем кровавое месиво Краона.

«Отдадим себя Франции! Она всегда вела свой народ к величию».

Франк ворочается в постели и думает о новом госте, которого вскоре примет на постой отель «Ритц». В императорские апартаменты, главный люкс-номер на втором этаже, скоро въедет Герман Геринг.

Рейхсмаршал переедет на Вандомскую площадь после того, как летом там будут проведены работы и, в частности, установлена огромная ванна. Франк провел самостоятельное расследование, и все выяснилось довольно быстро. Один офицер люфтваффе, в конце вечера разомлевший от коньяка, признался, что «железный человек» вынужден «по состоянию здоровья» принимать очень длительные ванны. Больше он ничего не сказал, но бармену хватило и этого, чтобы догадаться. Бланш Озелло тоже принимала длительные ванны, борясь с пристрастием к морфию. Что с ней теперь? Франк может лгать себе днем, но ночью тайное выходит наружу. Бланш не покидает его мыслей никогда. Она – его наваждение. Она недостижима. Где она в разгроме, охватившем страну?

Неподалеку от дома колокол на шведской церкви бьет пять.

7

Бланш. Она отважнее всех на свете. Впервые Франк Мейер увидел ее в отеле «Ритц», в Галерее чудес, в 1925 г. Она явилась ему, как знамение. Его противоположность, его негатив. Столь же красивая и надменная,