Не таковский Маяковский! Игры речетворца - Галина Александровна Антипова

что «л-л», лилипут раскладывается на «Лиля – пуд», остальное приделывается. Правда, слово «пуд» обычно ассоциируется с чем-то очень тяжелым – не сразу поймешь, что имеется в виду «всего пуд» (16 кг).

Есть версия, что Джонатан Свифт образовал слово «лилипут» от «put in a lily» – (тот, кого можно) засунуть в лилию. Одним словом, Дюймовочка.

Где живет Нита Жо?

Нита ниже этажом.

Краска – дело мамино.

Моя мама Лямина.

Приведено самим Маяковским в брошюре «Как делать стихи?» в качестве заготовок на будущее.

Механизм примерно тот же, что в предыдущем случае. Нита Жо (Nitta Jo) – французская певица, ее имя «мельком» увидено на афише. Вопрос, где она живет, может родиться только оттого, что в это имя встраивается «ниже этажом» (примерно: ни-та-жо – ни-же-та – ни-же-та-жо); «живет» предваряет звуковой комплекс ж-т. Во втором двустишии, как легко понять, разлагается состав согласных фамилии Лямина. Это довольно известная фамилия московских купцов. В 20-е годы ее носили, в частности, очень модная портниха и муж художницы Ушаковой, которая иллюстрировала «Историю Власа – лентяя и лоботряса». Но здесь ясно сказано, что речь о владелице красильни. Те же звуки Маяковский еще раньше использовал в рифме «лама – мама» («Что ни страница, то слон, то львица»).

Этот зверь зовется лама.

Лама дочь

и лама мама.

«Что ни страница, то слон, то львица» (1926)

Некоторые слова просто отскакивают и не возвращаются никогда, другие задерживаются, переворачиваются и выворачиваются по нескольку десятков раз, пока не чувствуешь, что слово стало на место…

Работа над этими заготовками проходит у меня с таким напряжением, что я в девяноста из ста случаев знаю даже место, где на протяжении моей пятнадцатилетней работы пришли и получили окончательное оформление те или иные рифмы, аллитерации, образы.

Владимир Маяковский

Однажды мы играли в «железку», в помещении Лингвистического кружка: «Ужо, дружок, зайдем в кружок, / Пожалуй, „викжельнем“ разок». Викжель – это был Всероссийский исполнительный комитет железнодорожников, а «викжельнуть» – сыграть в «железку».

Роман Якобсон

Спросила девушка у хирурга:

Что, если на х*ру рога?

Из воспоминаний Романа Якобсона. Сочинено ради рифмы на «хирурга» по заданию Лили Брик. Записано по памяти, видимо, с ошибкой: по размеру нужно либо «Спросила девушка хирурга», либо, что менее вероятно, «Спросила дева у хирурга».

Как уже говорилось, Маяковский обычно избегал непристойности в стихах, но ради заковыристой рифмы мог и нарушить этот принцип. Якобсон приводит и два других двустишия, еще более изысканных и вместе с тем забористых:

Нельзя лезть на козу еться —

это наказуется!

Здорова Ядвига еться —

ерзает и двигается.

В обоих случаях явно подбиралась сложная рифма к пристойному глаголу и находился непристойный. Собственно, так рифмуются все многочисленные глаголы на «-ется» в третьем лице – задача в том, чтобы найти удачное соответствие корню слова. В этом смысле «Ядвига» – находка замечательная.

Ложе прокрустово —

лежу и похрустываю.

Записано Лилей Брик и приведено ею в качестве рифмовки «просто так». Приходится верить, что так оно и было. Но это тот случай, когда даже не из сора, а просто из какой-то шелухи вырастает трагедия – стоит только немного вдуматься в смысл написанного. Такие две строчки вполне могли бы появиться в любой поэме Маяковского – они ничем не хуже «Флейты-позвоночника»:

Из тела в тело веселье лейте.

Пусть не забудется ночь никем.

Я сегодня хочу играть на флейте.

На собственном позвоночнике.

Правда, если вдуматься еще глубже, то на прокрустовом ложе похрустывали недомерки, которых разбойник вытягивал. А Маяковский был большой – его бы Прокруст обрубил.

Рифма же очень глубокая – практически панторим (стихи, где обе строки звучат одинаково), только в начале диковинный разноударный диссонанс (повторяются только согласные): ложе – лежу. В конце строки такой едва ли сошел бы за рифму даже у Маяковского, а в начале это играет.

Вот иду я,

заморский страус,

в перьях строф, размеров и рифм.

«Россия» (1916)

Панторим в начале XX века был довольно модной поэтической игрой. Старший товарищ Маяковского по «Новому Сатирикону» Пётр Потёмкин сложил такой стишок про свой любимый петербургский ресторан:

В «Вене» две девицы —

Veni, vidi, vici.

Менее точный (только на полстроки), но красивый панторим сочинил, вероятно, Николай Гумилев (иногда приписывают Осипу Мандельштаму):

Слыша свист и вой локомобиля,

Дверь лингвисты войлоком обили.

Илья Сельвинский в поэме «Записки поэта» цитировал двустишие Потёмкина, которого там называет «старик, переплюнувший Гумилёва». Забылся уже и Потёмкин, и ресторан «Вена», потому что Сельвинский пишет это слово без кавычек.

Седеет к октябрю сова —

се деют когти Брюсова.

Этот изящный и довольно осмысленный панторим часто приписывают Маяковскому. К сожалению, эта атрибуция неверна: она, например, не подтверждается воспоминаниями Давида Бурлюка. История довольно запутанная. Все началось с эпиграммы второстепенного символиста Александра Койранского:

Седеет к октябрю сова,

И мощь когтей слабеет.

Слабеют когти Брюсова,

Хотя он не седеет.

Потом, похоже, ее переделывали разные люди. Может быть, заключительный штрих – слова «Се деют» – действительно положил Маяковский. Доказать это едва ли возможно, но мы сочли за благо все-таки упомянуть здесь и это двустишие.

Ни в серьезных стихах, ни среди экспромтов у Маяковского не было палиндромов (перевертней), которыми Хлебников написал целую поэму, и акростихов (стихотворений, где первые буквы складываются в слово или фразу). Не занимался он и «визуальной поэзией», где главную роль играет расположение написанных или напечатанных слов (как Гийом Аполлинер во Франции и Василий Каменский в России). Он играл только со звуковой материей.

Игра с чужим словом

Чужие стихи, как писала Лиля Брик, «Маяковский не только читал <…> – он переделывал, нарочно перевирал их. Он непрерывно орудовал стихами – именно чужими, не