Из пережитого - Юрий Кириллович Толстой

class="p1">Не могу не рассказать здесь об одном забавном случае. В первые послевоенные годы Анатолий Васильевич был председателем рабочей подкомиссии по подготовке ГК СССР, образованной при Комиссии законодательных предположений Совета Союза Верховного Совета СССР. Председателем Комиссии в то время был А. Н. Поскребышев, и назначение Венедиктова на этот пост, по-видимому, произошло не без его рекомендации. Анатолий Васильевич относился к этой работе в высшей степени ответственно. В состав подкомиссии, которую возглавлял Венедиктов, от Ленинграда входили такие столпы, как Аскназий и Райхер, впоследствии к ним присоединился Иоффе. У меня хранятся подготовленные проекты ГК СССР 1946, 1947 и 1951 годов, испещренные громадным количеством сделанных Венедиктовым пометок. В связи с подготовкой проекта ГК СССР Венедиктову часто приходилось выезжать в Москву, где ему подавали тогда правительственную машину. Однажды машину, в которой ехал Венедиктов, обогнала другая, куда более шикарная. Шофер, который вез Венедиктова, молодой парень, заметил: «Патриарх поехал, – а затем добавил: – Вы знаете, ведь он член партии». Анатолий Васильевич при всей его осторожности в этом усомнился. «Да нет, – настаивал шофер, – он член партии с дореволюционным стажем, но тогда он подпольно работал». Анатолий Васильевич не без юмора рассказывал эту историю.

В 1957 году торжественно отметили 70-летие Анатолия Васильевича. Был устроен банкет, причем Анатолия Васильевича, совершенно не сведущего в практических делах, ободрали как липку.

А в 1958 году Анатолия Васильевича избрали академиком. Вот как это произошло. До этого он несколько раз баллотировался в члены-корреспонденты, но всякий раз предпочтение отдавалось лицу, занимавшему требуемый для этого пост директора Института права (ныне Института государства и права). Последний раз вырубал его Павел Ефимович Орловский, милый человек, работавший в Верховном Суде СССР и недавно назначенный директором института, но который, конечно, как ученый не шел с Венедиктовым ни в какое сравнение. И вот когда были объявлены очередные выборы, мы решили, что Венедиктов вполне заслуживает того, чтобы баллотироваться в академики, минуя стадию член-корра. Расчет оказался правильным. Хотя конкуренты у Анатолия Васильевича были сильными, причем все они уже были член-коррами (в их числе Голунский и Строгович), прошел Венедиктов. Правда, ему повезло. В то время существовало отделение экономики, философии и права. Академики-экономисты (в их числе Островитянов, Струмилин, Немчинов) хорошо знали Венедиктова по работам и отдавали ему должное. На отделении он прошел единогласно, что предрешило и его избрание на общем собрании. Я поддерживал постоянную связь с моим товарищем, работавшим в то время в аппарате Президиума Академии наук. Когда он сообщил о результатах, я тотчас же позвонил Венедиктову. Он уже знал об избрании и сказал: «На общем собрании я получил против столько же голосов, сколько и Куусинен». Незадолго до выборов в редакцию журнала «Правоведение» поступила так называемая объективка, в которой на все лады расхваливался другой претендент, С. А. Голунский, действительно достойный человек и ученый. Когда эта объективка пришла, многие приверженцы Венедиктова, в том числе профессор М. Д. Шаргородский, впали в уныние. Как одессит по натуре, он предложил мне заключить пари, что Венедиктов не пройдет, причем на условиях один к десяти. Речь шла о бутылках шампанского. Будучи информирован о несколько ином раскладе сил, я охотно на это пари пошел и выиграл. После этого позвонил Шаргородскому и попросил его доставить шампанское на заседание ученого совета, что ему, скрепя сердце, пришлось сделать. Мы поздравили Венедиктова с шампанским. А вскоре Анатолий Васильевич собрал у себя узкий круг учеников и друзей. Из более молодых были О. С. Иоффе и я. Присутствовали, кроме того, Райхер, Шаргородский, Черепахин и приехавшие из Москвы Е. А. Флейшиц и В. С. Тадевосян, которые не очень жаловали друг друга. Когда дошла моя очередь до тоста, я предложил его за то, чтобы М. Д. Шаргородский и впредь заключал столь же удачные пари. Михаил Давидович посмотрел на меня волком, а Анатолий Васильевич, как всегда, закашлялся, но в душе, кажется, был доволен.

Вскоре Анатолия Васильевича избрали доктором права honoris causa Варшавского университета. Происходила эта церемония в Петровском зале университета. От учеников поручили выступить мне, причем тогдашний декан профессор г. И. Петров сказал, что после официальной церемонии будет прием, на который меня, как выступавшего, пригласят. После того как официальная часть закончилась, никто меня и не думал приглашать. Чтобы напомнить о себе, я подошел к Венедиктову, поздравил его и сказал: «Надеюсь, мы увидимся», – на что он ответил: «Я всегда рад вас видеть». Я понял, что на приеме мне не бывать. Подойдя к Иоффе, который крутился тут же, я спросил, пригласили ли его. Он ответил, что нет. Вконец обиженные, мы ушли не солоно хлебавши и стали заходить в рюмочные, которые уютно располагались по Невскому и где можно было за весьма умеренную (особенно по нынешним меркам) плату получить рюмку водки с превосходным бутербродом на выбор: с севрюгой, ветчиной и т. д. – ввиду сильного слюноотделения дальше перечислять не могу. Так мы дошли до Московского вокзала и хотя заходили в рюмочные не один раз, не опьянели.

А через несколько дней Венедиктов обратился ко мне и к Иоффе с просьбой прочитать только что написанную им работу. Надо сказать, что мы были одними из первых его читателей. Сославшись на занятость, мы ответили отказом. Анатолий Васильевич сразу понял, где собака зарыта, и стал «каяться». «Вы оба, – говорил он, – были включены в список приглашенных на банкет, но партком, с которым согласовывали список, вас немедленно вычеркнул». Так что видите, с какого времени я имею «зуб» на партию.

Вообще надо сказать, что Анатолий Васильевич был предельно осторожен. Лишь иногда он, что называется, раскалывался. Так, во время венгерских событий он, помнится, сказал: «Ужасно, что мы стреляли в венгров». Как-то я настаивал на том, чтобы в дискуссии о системе права он занял более твердую позицию. Происходило это уже после того, как Венедиктов стал академиком. В качестве аргумента ссылался на то, что теперь-то ему бояться нечего и нельзя быть таким осторожным человеком. «Я осторожный человек?» – переспросил меня Венедиктов. Я с жаром стал доказывать, что так оно и есть. Он спокойно меня выслушал, а потом сказал: «Вы ошибаетесь, я очень осторожный человек».

Он любил анекдот, суть которого сводится к следующему. Вышел приказ подковать всех верблюдов, и они бросились наутек. Вместе с ними стремглав помчался заяц. Когда его спросили: «А ты-то зачем бежишь? Ведь на тебя этот приказ не распространяется!» – заяц ответил: «Подкуют, а потом докажи, что ты не верблюд».

Александра Даниловича Александрова, впоследствии ставшего нашим ректором, избрали членом-корреспондентом АН СССР в очень