Величайший из изменников. Жизнь сэра Роджера Мортимера, первого графа Марча, правителя Англии в 1327-1330 - Ян Мортимер

и защищать его. Убийцам и остальным преступникам, находящимся под стражей, предлагали свободу в обмен на поднятие оружия против Роджера: прощения выдали сразу более, чем сотне душегубов. В конце концов, Эдвард установил награду за голову Мортимера. Шерифам следовало объявить об этом «на ярмарках, рынках и в других местах, по крайней мере, два или три раза в неделю».

«Тогда как Роджер Мортимер и другие изменники монарху и его государству силой вторглись в пределы страны, приведя с собой чужеземцев с целью отнять власть у короля, суверен требует от вас оказать сопротивление названным противникам, задержать их и сокрушить, за исключением королевы, сына короля и графа Кентского, чьи жизни он намерен сохранить. И хотя в подобном случае каждый мужчина королевства связан верностью и обязанностью прийти во всей мощи на защиту суверена, себя и государства, король, тем не менее, желает в данном случае, для облегчения ноши народа, дабы все, кто придет к нему, чтобы вместе выступить против врагов, — вооруженные люди, всадники из легкой конницы, вооруженные пехотинцы, арбалетчики, лучники и другие пехотинцы, — все они получили бы жалованье в соответствии с ценой службы. Вооруженные солдаты — 12 денье, всадники легкой конницы — 6 денье, пехотинец с двойным облачением — 4 денье, с единственным облачением — 3 денье, лучник — 2 денье в день… Если один воин или же несколько принесут и пожалуют королю тело вышепоименнованного Роджера, либо его голову, суверен желает, дабы им выдали помилование за любое совершенное прежде предательство, уголовное правонарушение или любой другой проступок против закона и одаривает этого человека или людей тысячей фунтов стерлингов».

В данном случае близость Роджера с ключевыми представителями двора в прошедшие годы работала в его пользу. Они поняли причины совершенного Мортимером вторжения. Эти люди знали, — их товарищ до последней капли крови верный слуга короны, в настоящее невозможное положение его толкнули, а враждебность Роджера всегда направлялась против Деспенсера, а не против монарха. Даже преданные правительству подданные колебались. Будучи верным Эдварду, Роберт де Уотервилль являлся давним другом Мортимера, со многими другими гостя на свадьбе юного Эдмунда Мортимера в 1316 году. Вместо того, чтобы напасть на Роджера в Восточной Англии, он соединил с ним имеющиеся у себя силы. Точно также и Томас Уэйк, кузен Роджера, оставивший монарха, когда ему приказали поднять против захватчиков оружие. Подозревая, что Генри Ланкастер поступит в том же стиле, Эдвард даже не посылал ему приказов. И он был прав в своих подозрениях. Только услышав новости, Генри поднял в Лестере армию, похитил казну, спрятанную в местном аббатстве агентами Деспенсера-старшего и приготовился двигаться на юг, чтобы присоединиться к захватчикам.

Свою первую ночь в Англии Роджер и Изабелла провели в имении графа Норфолка Уолтон, на саффолкском побережье. Они все хорошо просчитали. Особенно серьезно пара продумала, как можно склонить в свою пользу общественное мнение. Прежде всего, что самое важное, чета оценила могущество королевского штандарта. Простые люди могут полагаться на поддержку, или, по меньшей мере, не отталкивать ее, их будущего монарха и тех, кто носит его герб. Разумеется, намного больше подданных последует за знаменем будущего короля Эдварда, чем за флагом знаменитого мятежника. Также важно для Роджера было лично отдалиться от Изабеллы: если предводителей вторжения застанут живущими во грехе, тогда народ может ожидать, что Господь пошлет на них нравственную кару в виде разгрома в сражении. Хотя военный импульс исходил от Мортимера, внешне это было вторжением королевы, кампанией с нравственным содержанием, нацеленной на избавление Англии от Хью Деспенсера-младшего. От Изабеллы требовалось исполнять роль дамы, попавшей в беду. И она прекрасно с этим справлялась, делая свои завоевания значительнее побед любого числа наемников. Изабелла завоевала сердца простого народа, в противном случае, объединившимся бы против нее.

Роль Роджера заключалась в планировании стратегических движений армии. Флот, доставивший мятежников из Эно, получил приказ вернуться на континент сразу же, как только войско высадится на берег. Наверняка, Мортимер вспомнил тактику, использованную в 1066 году герцогом Уильямом Нормандским. Велев кораблям отплыть, он удостоверился, что они не вернутся за наемниками из Эно. Таким образом, тем придется сражаться и умирать бок о бок с Роджером и другими англичанами. Далее Мортимер потребовал установить в рядах жесткую дисциплину. При Уолтоне чужеземные наемники приступили к грабежам. Этому был немедленно положен конец. Королева предложила возмещение всем, чьи дома пострадали, и одним мановением руки добилась доверия местных жителей и уважения множества остальных, опасавшихся ее приближения. Пусть Изабелла могла с равным успехом принимать участие в планировании подобных поступков, воинская дисциплина находилась целиком вне доступного ей опыта, и здесь она с самого мгновения высадки полагалась на Роджера. Мортимер действительно являлся «сильной рукой» Изабеллы и ее фельдмаршалом.

Тогда как роль Роджера на людях преуменьшалась, роль королевы — преувеличивалась. Она получила признание, словно религиозный символ вторжения, наравне с признанием в качестве матери будущего короля. Относительно своей репутации Изабелла также разыграла карту богомольности, отправившись «будто паломник» к гробнице Святого Эдмунда. Там она остановилась в аббатстве. Соединение религиозности и правомерной оскорбленности обладало крайне сильным потенциалом. Он предоставлял объявлению захватчиками войны ореол святого ханжества, такого же как при крестовом походе. Также это предоставляло возможность снизить влияние шерифов и поднять феодальную армию. Даже те капитаны и шерифы, которые готовы были поддержать Эдварда, оказались не в состоянии собрать достаточно большое количество солдат, чтобы подавить вторжение на корню. К этому времени Роджер и Изабелла добрались до Данстейбла, где к ним присоединился Генри Ланкастер, и их войско уже было слишком многочисленным, чтобы его смог разбить лишь один шериф. Религиозный окрас означал, что епископы, поддержавшие вторгшихся (архиепископ Дублина и епископы Херефорда, Или, Линкольна, Дарема и Норвича) не испытывают угрызений совести от речей в пользу захватчиков. Именно этому по преимуществу можно считать обязанным мгновенное приобретение Изабеллой народного одобрения, необходимого ей для появления правдоподобной оппозиции монарху.

Эдвард и Деспенсер оказались абсолютно захвачены врасплох ростом мощи завоевателей. Хотя они на протяжении двух лет знали о планировании Роджером вторжения, обладали полной казной и сэкономили деньги, хотя понимали, когда и откуда Мортимер совершит нападение, все равно не сумели остановить его или даже втянуть в битву. Редко, когда настолько хорошо снабженное и укрепившееся авторитарное правление было до такой степени обездвижено какими-то несколькими сотнями наемников. Но тут и заключалась проблема: правительство проявило себя чересчур авторитарным. В казне могло лежать шестьдесят тысяч фунтов стерлингов, но Хью Деспенсер был приверженцем исключительно сбора значительных сумм, он не знал, как потратить эти деньги к наилучшей