Судьба, судьбою, о судьбе… - Лилиана Иоганес-Эдуардовна Бреверн

— И сроки поджимают?

— Да нет, пока я еще даже не определилась с издателем. Надеюсь, как всегда, на поддержку Португалии, я имею в виду оплату моего труда.

— Ну, тогда сам Бог велел тебе ехать в Италию. Жди звонка, тебе позвонят обязательно.

И мне позвонили и подтвердили все слово в слово. Доклад надо сдать в Москве в первых числах октября на перевод. А лететь в Италию — в ноябре.

Так вот, хорошенько обдумав, я решила сесть за доклад. А уж когда пришло и персональное приглашение, в котором, как теперь говорят, все было включено (и к тому же бесплатно!), от «Организационного комитета» города Пенне, где должен был состояться международный симпозиум по случаю получения Нобелевской премии португальским писателем Жозе Сарамаго, я по-настоящему порадовалась своей востребованности специалиста, да еще на международной арене.

Правда, на дворе был девяносто восьмой год. И этим все объяснялось. Ведь в советское время подобная миссия профессионалам, как правило, не выпадала. Зарубежные поездки совершали чиновники от литературы, пользуясь подготовленным для них докладом — над которым, естественно, трудился профессионал, — что и позволяло им подменять профессионала в любой сфере деятельности. Ведь один из бывших директоров «Худлита» даже вычеркнул мою фамилию из состава членов правления «Общества дружбы СССР — Португалия» и четко вписал свою собственную, когда получил бумагу из «ССОДа» с просьбой подтвердить мою кандидатуру на следующий срок.

— Шо это ваш шеф, — нарочито грубо спросил меня по телефону секретарь «Общества дружбы СССР — Португалия» Игорь Ермолаев. — Языка не знает, страны тоже, но желает прошвырнуться в Лиссабон? Нам же нужен португалист, человек, которого уже знают в стране!

Вот и Рэм Викторович Хохлов, ректор Московского государственного университета, возглавлявший в те годы «Общество дружбы СССР — Португалия», планировал именно со мной, владеющей языком и знающей страну, деловую поездку в Лиссабон, никак не думая, что я, как в сказке, обернусь директором «Худлита».

Много позже все тот же директор, уже работая не в «Худлите», а в маленьком издательстве (каком, не знаю), встретив меня у входа в поликлинику на улице Заморенова, куда нас, писателей, утративших свою собственную литфондовскую поликлинику в «революционные» девяностые, определили Министерство здравоохранения и мэр Москвы, пожаловался мне, что вот, мол, приходится оформлять пенсию… И вдруг, ни с того ни с сего, спросил меня:

— А хотите, я вам окажу протекцию?

— Какую протекцию? Зачем? — с усмешкой спросила я.

— У меня свой человек в Обществе дружбы с зарубежными странами.

— Нет, не хочу, — ответила я, — в эти игрушки я играла в детстве.

Как позже я узнала, этим своим человеком для него была та, которой он в бытность свою директором издательства «Художественная литература» тоже оказал протекцию, после того, как я, редактор португальской литературы, категорически отказалась подписать с ней, начинающим переводчиком, договор на перевод (и чего, о Боже!) поэмы «Лузиады» классика португальской литературы XVI века Луиса де Камоэнса! Но директор вышел из положения, дав ей в редакторы чиновника, владевшего испанским, но не португальским языком, и даже не от литературы (заведующим нашей редакцией он был без году неделя), а совсем от другого ведомства, работая в котором (вполне возможно, плодотворно), он даже понятия не имел, ни кто такой Камоэнс, ни что такое «Лузиады». Зато тут же от директора узнал, кем был тогда ее отец. А был он главным редактором журнала «Новый мир».

Тьфу! Сегодня эту уж очень советскую историю издания шедевра литературы XVI века руками дельцов даже вспоминать противно.

И все-таки следует сказать, что за тридцать без малого лет моей работы в издательстве это был единственный случай, когда я категорически отказалась от работы с предложенным мне переводчиком.

Однако как же я отвлеклась от поездки в Пенне! Так вот, доклад о нобелевском лауреате, португальском писателе Жозе Сарамаго был мною написан и сдан в назначенный срок. Оставалось полистать итальянский разговорник, внимательно посмотреть карту Италии тех мест, где предстояло побывать, и собраться в путь-дорогу.

И вот я в аэропорту Шереметьево с группой российских писателей: Фазилем Искандером, Людмилой Петрушевской и Валентином Распутиным. Они летят в тот же город Пенне, что и я, но получать национальную премию за свои произведения, выигрывшие конкурс. А я — на международный симпозиум, в котором примут участие представители Испании, Бразилии, Венгрии, Италии и России. И из России — я!

Перед посадкой в самолет выясняется, что с нами еще летят Святослав Бэлза и директор Дома литераторов Владимир Носков, которого сегодня уже нет в живых. Узнаю от кого-то из них, что завтра к нам в Пенне приезжает из Парижа Посол России в ЮНЕСКО Евгений Сидоров. Он будет председательствовать как раз на нашем симпозиуме.

С Евгением Сидоровым до нашей встречи в Пенне я знакома не была, хотя то, что он какое-то время был министром культуры России, мимо меня не пролетело.

За день до поездки в Пенне я даже справилась в библиотеке ЦДЛ, имеются ли у них книги состоявшегося в 1998 году лауреата Нобелевской премии Жозе Сара-маго, и узнала, что ничего, кроме романа «Поднявшиеся с земли», у них не было. И книгу эту хранят для Евгения Сидорова. А жаль, ведь тогда уже были переведены и роман «Воспоминание о монастыре», и «Евангелие от Иисуса».

И вот наконец посадка объявлена и закончена, ремни пристегнуты, мы взлетаем и, набрав высоту, зависаем в воздухе — короче, летим. Теперь можно и расстегнуть ремни. Кто-то уже встает с места и идет по проходу. И вдруг этот кто-то оказывается Андреем Николаевичем Сахаровым, директором Института истории Академии наук, знакомым мне еще по Госкомитету по печати, где он возглавлял «Главную редакцию» и проводил со мной собеседование перед моей первой поездкой в Португалию в 1976 году. Вот тогда мы с ним и обнаружили, что он ученик моего свекра и сокурсник по университету моей подруги детства.

— Вы в Рим? — спрашивает он меня.

— Нет, я еду в Пенне с группой писателей, моих попутчиков.

— Вижу, вижу: Фазиль Искандер, Распутин. А вы при ком, при чем?

— Я при самой себе. Еду в Пенне на симпозиум по поводу получения Нобелевской премии португальским писателем…

— A-а, Сарамаго! — перебивает он меня. — А мы с женой едем в Рим. Потом в проходе возникает Женя Солонович — поэт, переводчик с итальянского. Женя уже тогда был одним-единственным переводчиком (из известных мне), награжденным итальянским орденом за переводы итальянской поэзии. И я ему по-хорошему завидовала. Машем друг другу руками — мы ведь совсем недавно виделись в