Красные листья. Восточный альманах. Выпуск восьмой - Нгуен Динь Тхи

— Откуда мне знать, господин сержант, — кротко отвечает Амила.

— Это здесь, в городе, — объясняет сержант. — Неподалеку от Чиливунга, на улице Калибесар, знаешь как идти в Танджунгприоку…

— Теперь знаю, господин сержант, — отвечает Амила, с трудом сдерживая ярость.

— Вот и прекрасно! Значит, завтра, в четырнадцать ноль ноль, одна из девочек подойдет к казармам. Я встречу ее у ворот и провожу на территорию части. Обратно она выйдет вместе с Аманом. Только смотри — никому ни слова об этом. Иначе всем нам несдобровать. Упрячут в тюрьму, ясно?!

— Да, господин сержант. Но почему мне самой нельзя прийти за Аманом?

— А потому, что в казармах все тебя знают. Понятно?..

— Плевать мне на всех! — снова срывается на крик Амила. — Аман мой сын, глупая ты башка! А я его мать! Слышишь!

— Плевать, говоришь? — невозмутимо спрашивает сержант. — Нет, мать, так дело не пойдет. Я выхожу из игры.

Амила снова покоряется своей участи и произносит одними губами:

— Аман.

— В казармах тебя каждая собака знает. А дело это секретное, — твердит Амиле сержант. — Да и характер у тебя вредный. Заводишься из-за каждого пустяка! Придешь туда — наверняка поднимешь шум. Провалится все — эмпи в два счета до меня доберутся.

Амила молчит.

— Если ты ввяжешься в это дело, о нем через час будут толковать на всех перекрестках. А отдуваться придется мне. Я, а никто другой, буду болтаться на виселице!

— Как на виселице? — испуганно спрашивает Амила.

— А вот так — на виселице!

— И Амана могут на виселицу?

— А ты что думала — он особенный?

— Чтоб у тебя язык отсох! — вскрикивает Амила. — Кто посмеет вздернуть на виселицу моего сына?!

— А на это у нас есть правительство, мать!

— Пропади ты пропадом со своим правительством! Аман ни в чем не виноват!

— Еще как виноват, мать! По-твоему, убийства и бандитизм — это детские игрушки?

Амила вскакивает с места и машет кулаками перед самым носом сержанта.

— Ах ты, продажная шкура! — кричит она. — Сам ты бандит! Ну-ка выметайся отсюда! Чтоб ноги твоей здесь не было!

Но сержант уже изучил повадки Амилы и немедленно переходит в наступление:

— Имей в виду, мать, пойдешь против меня, я сам вздерну твоего Амана на виселицу!

И снова Амила сломлена, повергнута в прах. Она молит о милости того, кого только что готова была растерзать на куски:

— Пощадите моего сына, господин! Не отправляйте его на виселицу!

— Ну что, одумалась?

— Да, господин сержант, да!

— Вот и хорошо! А теперь помолчи и слушай меня внимательно. Значит, завтра, в два часа дня, я буду ждать Аму или Иму перед казармами. А не придут они, пеняй на себя.

Властным взглядом гость окидывает хозяйку дома, которая смотрит на него растерянно и недоуменно.

— Так не забудь — ровно в два часа дня.

— Да, господин. Только почему он не может прийти сам? Он нездоров?

Но гость словно не слышит вопроса. Решительными шагами он направляется к двери, и только у самого порога оборачивается к Амиле, кивает ей головой и тихо говорит:

— Прощай, мать.

Еще мгновение — и он исчезает за дверью.

Тут Амила, словно ужаленная змеей, срывается с места и бежит к двери с отчаянными воплями.

— Господин! Господин! Господин сержа-ант!

Она выбегает на крыльцо и мчится вдогонку за своим гостем.

Просыпаются дети. Первой вскакивает Салама.

— Матушке опять что-то померещилось, — шепчет она на ухо младшей сестре.

Патима тоже встает с лежака и протирает глаза, стараясь стряхнуть с себя сон.

Салама бежит из дому следом за матерью. Светильник по-прежнему мирно горит на столе.

Патима медленно подходит к двери, выглядывает на улицу, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Затем возвращается и говорит малышам:

— Мамочке что-то почудилось. Она нездорова. А вы спите, рано еще.

Салами и Хасан послушно закрывают глаза, а Патима тем временем отправляется на задний двор — обливаться водой. Скоро пять часов. Небо еще темное, лишь на востоке занялась заря.

За сорок километров от родного дома уже испустил последний вздох Картиман. Несколько десятков партизанов собрались проститься с солдатом, павшим смертью храбрых, защищая женщин, стариков и детей. Пришла с ним проститься и сирота Ратни, единственная, кого Картиман любил всей душой. В честь погибшего не гремит положенный залп из восемнадцати карабинов — сейчас не до воинских почестей. Так и не дождался Картиман красной зари, о которой тосковал всю ночь.

Вернулась Салама. Она ведет за руку Амилу, а та безропотно следует за дочерью. И вот обе они в большой комнате.

— Мамочка, — говорит Салама, — куда ты отправилась в такую рань?

— Он хотел меня обмануть! Мерзавец! Бывают же на свете такие наглецы! — не может успокоиться Амила.

— Не сердись, мамочка! Объясни лучше, о ком ты говоришь.

— У-у, мерзавец! Такому только попадись в лапы! Я, говорит, сержант, сержант Касдан. Видала я таких сержантов! Да будь он хоть генералом, мне-то что! «Я к тебе, мамаша, с наказом. У меня для тебя новости!» А что мне от его новостей?! Ведь Амана как не было, так и нет! Господи! Где-то он теперь?!

— Видно, не пришло еще время ему вернуться домой, — пытается ее утешить Салама.

Она подводит мать к лежаку, на котором сладко спят малыши.

— Ты так и не поспала, матушка. Ляг, отдохни! Совсем из сил выбилась, мысли тебя замучили. Поспи хоть немного…

Она тихонько подталкивает Амилу к лежаку, и та покорно ложится рядом с Хасаном и Салами и, тяжело вздохнув, закрывает глаза.

— Успокойся, матушка, — ласково говорит Салама. — Я ополоснусь, а ты поспи, пока не закипел чай.

Она снимает кофточку и кладет ее возле матери. Некоторое время смотрит на засыпающую Амилу, а потом отправляется на кухню.

Едва Салама выходит из комнаты, как Амила снова встает.

— Надо сейчас же идти в казармы. Не то будет поздно. Я его из-под земли достану, этого сержанта Касдана.

От ворчанья Амилы просыпаются дети, но, увидев мать, тотчас испуганно зажмуривают глаза.

Амила оглядывается по сторонам, смотрит с опаской на Салами и Хасана, хватает кофточку Саламы и идет к двери.

— Может быть, скоро придет Аман, — бормочет она. — Продам кофту — будет на что купить луку, красного перца и уксуса для маринада. Уж что он любит, так это маринад!

Амила поспешно выходит на улицу, но едва успевает прикрыть за собой дверь, как Салами и Хасан спрыгивают с лежака и через другую дверь бегут на задний двор.