Шедевры и преступления. Детективные истории из жизни известного адвоката - Александр Андреевич Добровинский

время выменял ее на машину. Вот и вся история. Ой, нет. Еще один забавный факт. Сейчас делают подделки подделок. Но опытный коллекционер разберется быстро, где поддельная поддельная «наполеоновка», а где настоящая поддельная. В любом случае она ваша по праву.

Неожиданно в возникшей паузе раздались аплодисменты. Я и не заметил, как позади меня собралась публика и, затаив дыхание, слушала мои «коллекционерские» байки. Я чувствовал себя на сцене, сцена чувствовала что-то на ней. Вплоть до десерта мы продолжали выяснять, чья же это находка, и тут я начал подмечать легкое раздражение у бывшей клиентки. Надо было сменить тему и не обижать человека, потратившего на подарок мне целое состояние. Деловой разговор не то что не клеился, а становился очень тяжелым. Клиентка наотрез отказывалась платить за работу до решения вопроса. Даже не до решения суда, а до получения полной суммы иска на свой счет. В бомбардировку моего мозга шло все: и то, что Она большую часть средств передала и передаст на благотворительность, и то, что Она уже заплатила за первую часть работы, и этого хватит, чтобы озеленить Северный полюс, и что подарок на столе Она сделала от чистого сердца и теперь у нее вообще ничего не осталось. Я говорил, что готов зарыдать от таких слов, но мне мама завещала не дружить с нищими. Память мамы священна, вот почему приходится оставаться твердым, как памятник Карлу Марксу, находящийся недалеко от ресторана, где мы ужинаем. Я передвигал подарок к клиентке, клиентка двигала мне его обратно. На третьем кругу мы оба выдохлись и пришли к выводу продолжить дискуссию через какое-то время. Проводив даму, я отправился домой в состоянии какой-то легкой сумятицы. Что удивительно, так это то, что к дискуссии о гонораре это не имело никакого отношения. Рано или поздно мы на чем-то сойдемся. Это было совершенно иное, что-то неприятно непонятное. Мерещился какой-то таинственный обман-не обман. Мне что-то очень мешало в сознании и не укладывалось в некую событийную логику, столь ценимую таким адвокатом и коллекционером, как я.

Дома Ребека первая заметила, что со мной что-то не так. Потом любимая. Потом горничная. И только потом горячий душ, который в реальности оказался холодным. Я безумно хотел спать, но как только лег, сон пропал, как советская власть в девяносто первом году. Пришлось встать, надеть халат и отправиться в библиотеку на поиски литературы. Интернету я доверяю, но не очень. Собственной библиотеке, старым научным книгам и энциклопедиям намного больше. Через час я поставил обратно на полку все найденные тома и потрепанные брошюры. Нет, я ничего не перепутал. Все так. Но откуда это чувство тревоги? Что-то осталось неразгаданное в этой истории. Но что? Ответ же был на поверхности, я держал его в руках. Но сначала надо было найти вопрос. Вся эта мистическая шарада не складывалась в пазл никаким образом. Я принял мелатонин и тихо хрюкнул через полчаса под мягкое посапывание, доносящееся из кресла напротив кровати. У собаки моих забот явно не было.

Следующий день был, как всегда, насыщен событиями и встречами. Пять консультаций, два совещания, десять важных звонков плюс еще три от сумасшедших людей, съемочная группа по делу Киркорова, разнос помощнику и шесть чашек кофе. Вечером ужин с другом из Тель-Авива. Человек на два дня в Москве. Отказывать нельзя и не хочется. Мы давно не виделись, а рассказать друг другу надо многое. Один из самых известных и талантливых адвокатов Израиля умел красочно говорить о делах и о профессии. Вроде меня Создатель тоже не обделил некоторыми умениями, поэтому вечер получился одновременно и дружеский, и интересный. К удовольствию нас обоих. Однако коллеге надо было завтра рано вставать, и нехотя настал «суровый час расплаты» – принесли счет. Согласно нашей многолетней традиции, в Москве приглашаю я, на Земле обетованной он. Так вот, в тот момент, когда я держал в руках бумажник, доставая деньги, меня просто обухом ошеломила мысль. Она врезалась куда-то в виски, убрав все мучения вчерашнего вечера и ночи. Сразу, мгновенно и как-то пронзительно появились и вопрос, и ответ. Думаю, что со стороны на меня смотреть в этот момент было тревожно. Я молчал и тихо перебирал купюры в бумажнике: туда и обратно, туда и обратно.

– Что с тобой? Давай я заплачу. На тебе лица нет. Если б я знал, что такое будет, мы бы не брали вино. Саша, я тебя прошу, выпей воды и дай мне счет.

– Боря, прости. Просто меня осенило. Помнишь, мы в школе по русскому проходили слова-синонимы «внезапно, резко, вдруг»? Вот это сейчас произошло прямо перед тобой. Цени. Ты присутствовал при чуде решения сложнейшей задачи. Предлагаю по коньяку. И потом я отвезу тебя в отель.

Следующие две недели были посвящены все тому же портмоне императора. Я встречался с неким очень занятным историком эпохи Наполеона в Петербурге, провел четыре встречи с самыми крупными спекулянтами ценными бумагами в России, убеждал одного уголовного адвоката признаться в содеянном и рассказать мне правду, пробыл восемь часов в Ленинской библиотеке, пил чай с тортиком в маленькой квартире около метро «Аэропорт» с глуховатой и жадной старушкой, у которой пришлось купить пару ненужных книг и рисунков, узнал невероятное количество полезной информации, пропустил пару, возможно, неотложных консультаций в офисе и под впечатлением всего пережитого, понимая необходимость в данном случае исключительно эпистолярного жанра общения, сел писать. Ведь не зря у меня в общей сложности выпущено в разных издательствах восемнадцать книг. А тут всего лишь письмо. Всего лишь?

«Моя дорогая, добрый день!

Простите, что потерялся из виду в последние две недели. Мне нет прощения, но, если скажу вам, что занимался только вами, вы будете снисходительны? Ну пожалуйста…

В тот вечер в ресторане “Большой” я был несказанно удивлен и растроган вашим подарком. И не потому, что он был очень дорогой… нет. Просто это было неожиданно и как-то необычайно трогательно, что ли. Да, я сделал для вас в свое время колоссальную и очень качественную работу. Но этот подарок? Бумажник Наполеона? Это было как-то чересчур. И потом, почему именно бумажник? Вы бывали у меня много раз. На работе, в московской квартире, на даче. Мы работали с вами полтора года. С вашим образованием и умом вы точно должны были знать, что я собираю один лишь XX век. И тут это портмоне. Что-то во всем этом было несуразное. А когда что-то не клеится в сознании, мне не спится ночами. Я так устроен. Моя собака Ребека может