Шедевры и преступления. Детективные истории из жизни известного адвоката - Александр Андреевич Добровинский

Между тем это подарок. Дар очаровательной клиентки, способной удивлять своими мыслями и неожиданно неординарными поступками. К примеру, как развод, по поводу которого Она пришла к нам в адвокатское бюро, и по этому же поводу мы с ней, познакомившись, подружились. Ее посыл в рассказе о причинах развода и удивлял, и дарил надежду, что в мире еще не перевелись приличные люди. Муж, бывший банкир, сбежал из России с деньгами вкладчиков. Среди них, по словам клиентки, было довольно много нуждающихся людей. Скорее всего, так и было. Дама в моей переговорной настаивала на том, что большая часть полученных при разводе средств должна быть отослана обратно в Москву. «На чужом горе не построишь своего счастья», –  это были ее слова. Я сделал именно так, как Она просила и во что Она не верила. Но когда ЭТО произошло, клиентка была поражена. Это бывает у нас у всех. Сначала чего-то очень хочешь, а потом удивляешься тому, что то, что хотелось – сбылось. Где-то через месяц после того, как присужденные миллионы легли к ней на счет, Она позвонила мне и своим тягучим шепотом (удивительная манера речи) сообщила, что все задуманное осуществилось. Я не стал вдаваться в подробности. Впереди был еще один сложный процесс с бывшим супругом. Его-то и предстояло обсудить на ближайшей встрече.

Она позвонила мне из Лондона и сказала в своей практически непристойной манере:

– Я купила вам подарок. Надеюсь, вам понравится. Только никуда его не прячьте. Он должен быть на виду. Почему? Когда вы увидите, поймете. Я вернусь через девяносто четыре часа. Вы поможете мне с таможней. Это не вопрос. И не просьба. Просто вы поможете мне с таможней. Объяснить?

О ваших связях я все знаю. Вы все можете. Кстати, я влюбилась. Вы его увидите через девяносто четыре часа. На фото, конечно. А, да, мне еще нужен час, чтобы пройти паспортный контроль и получить багаж. Как вы любите говорить? «До скорого»?

Зная уже более-менее хорошо прибывающего персонажа, я предполагал, что Она накупила чего-то такого, от чего следует ждать неприятностей на зеленом коридоре и многочасового утомления на красном. Женщина, бросившая красивого, умного, состоятельного, а главное, любящего ее мужа по причине «внутренней усталости от брака» и его «нечестности по отношению к бедным людям», способна на все. Думаю, закуплена небольшая партия часов в драгоценных камнях, ювелирные украшения и мне в подарок – галстук-бабочка из какой-нибудь экзотической страны.

Терпеть не могу ездить кого-то встречать в аэропорт. Выброшенные на ветер полдня, которые с успехом можно было распределить между удовольствием и работой. Однако это был именно тот случай, требующий исключения из правил.

…Уже в автомобиле, направив руку в перчатке куда-то туда, в сторону Москвы, Она опять пропела в одну четверть нормального звука:

– Я заказала ужин в «Большом» у Новикова. Вы не против? Будете один или пригласите супругу?

Есть у меня время, или мой вечер уже занят – дамской перчатке Hermes это было вторично. Безусловно, я позвонил. Любимая была или занята, или просто не захотела никуда идти. Внутренне, после всех пробок, я ее понимал, внешне – воспитанию приходилось держать улыбку джентльмена московского происхождения. И согласиться на ужин.

– Мне хотелось представить вас моей супруге, но она, к сожалению, сегодня не сможет составить нам компанию. А я так надеялся, что вы познакомите меня с …, помните, вы писали, что влюбились. Если это бестактный вопрос, вы меня простите? Со скидкой на право адвоката спрашивать о чем угодно без зазрения совести.

– Я все помню, милый Александр Андреевич, мало того что я помню, я еще держу слово.

Как бы в подтверждение сказанного на белоснежную скатерть стола легли два конверта весьма разной толщины и объема.

– Боюсь спросить, это все, что от Него осталось? Мы развеем прах влюбленного над Москвой-рекой?

Такое впечатление, что моя клиентка на выборах отдала свой голос, и он никогда не вернулся.

Избегая моих мыслей о голосе, Она молча открыла тонкий конверт и достала из него фотографию.

На меня смотрела улыбающаяся пара из каких-то знакомых помещений. Если особь женского пола сидела напротив меня, то красавец в костюме мне был не знаком.

– Эдуард. Эксперт Sotheby’s. Второй пакет, ваш подарок, приобретен по его совету. Куплено для человека, которого трудно удивить. Открывайте.

Так первый раз я увидел бумажник Наполеона[121]. Темно-вишневого цвета с тиснением понятной буквы N на очень умело выделанной коже, размером восемнадцать – двадцать сантиметров в длину и где-то двенадцать – четырнадцать вверх. Бумажник открывался с двух сторон и имел массу отделений. Застежками служили накладные язычки той же кожи, продевавшиеся в соответствующие петли. К подарку прилагался аукционный каталог с подробным описанием приобретенного предмета, вложенный отдельный лист с итогами продаж и бирка с номером лота. Бумажник был стопроцентно императорский и абсолютно аутентичный. Несмотря на то что я коллекционер всего XX века (остальные времена мне до тревожности скучны), искусство и история XVIII–XIX веков за семью печатями для меня не остались.

– Это точно его? Я не ошиблась?

– Чтобы узнать ответ, вам придется доесть ваш салат и просто меня послушать. Итак. Начнем издалека. Королевская Франция была утомлена что своим дворянством, что присущим ей стилем барокко. Даже финтифлюшечки разновидности барокко-рококо, по сути своей, ничего нового не дали. Франции, а, значит, в то время и миру, требовалась новая мода, «новая волна» (хотя этот термин вышел из кино почти двести лет спустя, но все же…). Короче говоря, что-то совсем новое, большей частью прикладное, намного более грубое, чем барокко, линеарное, способное соответствовать времени демократии, как соответствовал ей без остановки падающий нож гильотины. Бастилию в 1789 году взяли «бесподштанники» (санкюлоты) не потому, что там были важные или значимые узники, а от усталости бороться. Ее, Бастилию, уже никто не охранял. Знаменитую тюрьму взять было так же трудно, как наш общественный туалет на Тверском бульваре. Это был знак, что к старому возврата уже никогда не будет. Барокко умерло! Да здравствует неизвестно что! А дальше история понеслась галопом: там и потопленная в крови прекрасная Франция, и быстро исчезавшие короли и королевы, Директория, консулы с триумвиратом, обезглавленные великие революционеры и наконец… империя и император вместо короля. Если положить на весы все, что написал Флобер[122], то на другой чаше все равно будет перевешивать малюсенький, но возведенный истиной в гениальность диалог из его же романа между только что короновавшим самого себя Наполеоном и старым воякой –