Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

этой-то стежечке я тихохонько и подошел сзади к черпавшему в бочке воду монаху. Занятый своим делом, да еще несколько глуховатый, он и не заметил моего прихода. Я жду, когда он кончит, и думаю: “Зачем нужна для черпака такая безобразно длинная рукоятка, да еще с таким острым расщепленным концом? Чего доброго, еще угодит в глаз кому-нибудь!..” Только я это подумал, а мой монах резким движением руки вдруг как взмахнет этим черпаком да как двинет концом его рукоятки в мою сторону! Я едва успел отшатнуться. Еще бы на волосок - и быть бы мне с проткнутым глазом... А невольный виновник грозившей мне опасности слезает с бочки, оборачивается, видит меня и, ничего не подозревая, подходит ко мне с кувшином под благословение.

- Благословите, батюшка!

Благословить-то я его благословил, а в сердце досадую: экий, думаю, невежа!.. Однако поборол в себе это чувство -не виноват же он, в самом деле, у него на спине глаз нет, и на этом умиротворился. И стало у меня вдруг на сердце так легко и радостно, что и передать не могу. Иду я в келлию с кувшином, налив воды, и чуть не прыгаю от радости, что избег такой страшной опасности.

Пришел домой, согрел самоварчик, заварил ароматический, присел за столик. И вдруг как бы ярким лучом осветился в моей памяти давно забытый случай поры раннего моего детства - котенок, иголка и восклицание моей матери: “Боже тебя сохрани!”

Тогда оно сохранило глаз котенку, а много лет спустя и самому сыну... И подумайте, что после этого случая рукоятку у черпака наполовину срезали, хотя я никому и не жаловался: видно, всему этому надо было быть, чтобы напомнить моему недостоинству, как все в жизни нашей от колыбели и до могилы находится у Бога на самом строгом учете».

Когда мальчику было одиннадцать, он осиротел и, чтобы не умереть с голоду, нанялся на работу в лавку купца Хамова, торговавшего тканями. К семнадцати годам он был уже младшим приказчиком, а в двадцать оказался на серьезной жизненной развилке: старший приказчик решил женить его на своей дочери. Но в Ельце уже давно никто не принимал важных решений без совета со столетней старицей Феоктистой - духовной дочерью святителя Тихона Задонского. К ней за советом и отправился Николай. И услышал неожиданное для себя:

- Юноша, ступай в Оптину к Илариону. Он тебе скажет, что делать.

Про Оптину пустынь Николай, конечно же, слышал многое. В 1870-х не было уже в России человека, ничего не знавшего об этом легендарном монастыре, о великих старцах Льве, Макарии и Амвросии. А иеромонах Иларион (Пономарев, 1805-1873), ученик старца Макария, с апреля 1863 года был скитоначальником и духовником Оптиной.

На дорогу старица снабдила молодого человека чаем. А хозяин лавки не только отпустил на богомолье, но и дал с собой денег. В дорожной котомке юноши лежали только Евангелие да икона святителя Николая Чудотворца, которой благословил его перед смертью отец.

Путь Николая лежал через Мценск, Болхов и Козельск. В монастырь он пришел в апреле 1873 года. Первое впечатление было потрясающим: «Какая красота здесь! Солнышко с самой зари, и какие цветы, словно в раю». Странник сразу попросил проводить его к Илариону. Но скитоначальник, который к тому времени был уже тяжело болен и не вставал с кресла (жить ему оставалось полгода), ничего определенного путнику не сказал, а направил его к своему духовному отцу - старцу Амвросию.

Попасть к тому было затруднительно - перед «хибаркой» толпилось множество желающих увидеть старца, многие ждали встречи с ним неделями. Но пришедшего из Ельца келейник пригласил войти сразу же, и разговор между 20летним юношей и 61-летним иеросхимонахом продолжался ни много ни мало два часа. О чем именно он беседовал с отцом Амвросием, отец Нектарий никогда не говорил, но сразу же после этого разговора он получил от отца Илариона благословение остаться в Иоанно-Предтеченском скиту. «Я ему всем обязан, - вспоминал затем отец Нектарий. - Он меня принял в скит, когда я пришел, не имея где главу преклонить. Круглый сирота, совсем нищий, а среди братии тогда было много образованных. И вот я был самым что ни на есть последним. А старец Иларион тогда уже знал путь земной и путь небесный» 27 апреля 1873 года новый послушник был зачислен в штат обители, а 3 апреля 1876-го принял постриг в рясофор.

После смерти отца Илариона новым скитоначальником был назначен иеромонах Анатолий (Потапов, 1824-1894). Пламенный молитвенник, он удостоился таких слов старца Амвросия: «Ему такая дана молитва и благодать, которая единому из тысячи дается». На протяжении двадцати лет послушник Николай Тихонов, а затем - монах Нектарий был преданным духовным чадом отца Анатолия. К старцу Амвросию же он обращался в исключительных случаях. «При всем том я питал к нему великую любовь и веру, -вспоминал он. - Бывало, придешь к нему, и он после нескольких слов моих обнаружит всю мою сердечную глубину, разрешит все недоумения, умиротворит и утешит. Попечительность и любовь ко мне, недостойному, со стороны старцев нередко изумляли меня, ибо я сознавал, что их недостоин. На вопрос мой об этом духовный отец мой иеромонах Анатолий отвечал, что причиной сему - моя вера и любовь к старцу и что если он относится к другим не с такой любовью, как ко мне, то это происходит от недостатка в них веры и любви. Как человек относится к старцу, так точно и старец относится к нему».

Об одном своем посещении старца Амвросия отец Нектарий позже с юмором говорил так:

- Только раз провинился я в чем-то, и послали меня к старцу Амвросию на вразумление. А у того палочка была. Как провинишься, он и побьет (не так, как я вас!). А я, конечно, не хочу, чтобы меня били. Как увидел, что Старец за палочку берется, я бежать, а потом прощения просил.

Из других воспоминаний известно, что старец Амвросий, смиряя молодого послушника, называл его «губошлепом». Или напускался на него при встрече: «Ты чего без дела ходишь? Сидел бы в своей келье да молился!» А когда огорченный послушник шел к своему старцу Анатолию, тот, в свою очередь, строго спрашивал: «Ты чего без дела шатаешься? Празднословить пришел?» Строгость помогала «снять лишнюю стружку» с недавнего мирянина, приучить его к скитскому распорядку. После таких укоризн молодой послушник заливался слезами у себя в келии: «Господи, какой же я великий грешник, если и старцы меня не принимают!»