Становление писательницы. Мифы и факты викторианского книжного рынка - Линда Петерсон

Скита к перспективной фирме Tinsley Brothers. По словам С. М. Эллиса, Скит был «старомодным», «скорее продавцом старых книг, чем издателем новых». Когда он «не отреагировал на предположение миссис Ридделл о том, что она достойна лучших гонораров, чем он ей платил до сих пор», она по-деловому решила покинуть фирму[67]. После успеха «Слишком много одиночества» (1860) она решила изучить рынок, отправилась в контору Tinsley Brothers и представилась Эдварду Тинсли. В своих «Воспоминаниях» Уильям Тинсли приводит эту сцену:

– Что? – крикнул издатель. – Здесь… Билл! – крикнул он [Эдвард] своему брату в заднюю комнату. – Здесь «Слишком много одиночества»! Господи! Я давно хотел ее найти[68].

Вступив в деловые отношения с Тинсли, Ридделл покинула более мягкий, доброжелательный мир издательского дела середины викторианской эпохи, где отношения между автором и издателем были сердечными (хоть порой и покровительственными), и вошла в формирующийся новый мир, подчиняющийся законам рынка, индустриального производства и коммерческой прибыли. Это литературное поле 1870–1880‑х, которое Ридделл анализирует во втором и третьем томах «Борьбы за славу», поле, которое как вознаградило, так и наказало ее за участие. В этих томах Ридделл анализирует принятые профессиональные решения, как, например, в этом эпизоде, где Глен понимает, что недооценивала себя:

Стала ли она лучше от тех полученных наград, тех денег, которые она заработала, тех людей, которых она встретила, той лести и тех похвал, которые когда-то казались такими сладкими? Насколько лучше – точнее, насколько хуже! Пусть никто этого не знал, Глен полностью осознавала, что она не отдала все силы, что она обладала более высокими способностями, о которых, как казалось теперь, мир никогда не узнает[69].

Если язык этого отрывка и старомоден, то вопросы, которые он поднимает, вполне актуальны: правы ли современные писательницы, когда полностью отказываются от старой модели, даже с ее двойными стандартами, или же они могут мудро сохранить определенные аспекты модели авторства, выдвинутой Гаскелл в биографии Шарлотты Бронте середины викторианского периода.

Переосмысление «Жизни Шарлотты Бронте», пересмотр мифов об авторстве

В «Жизни Шарлотты Бронте» Гаскелл выделила два «параллельных потока»: профессиональный поток – жизнь автора Каррера Белла, и внутренний поток – жизнь Шарлотты Бронте, женщины.

Размышляя об этих идентичностях, Гаскелл настаивает на том, что женщина-писательница должна выполнять тихие, обычные обязанности дочери, жены и матери, но она «не должна уклоняться и от дополнительных обязанностей, которые подразумевает сам факт обладания подобными талантами». Она признает, что эти два потока трудно, но не невозможно примирить[70]. Как будто следуя примеру Бронте, в первых двух томах «Борьбы за славу» Ридделл демонстрирует, как Глен берет на себя ответственность за больного отца, затем выходит замуж за мужчину, которого одобряет ее отец, и заботится о нем во время болезни, однако при этом продолжает добросовестно писать романы и искать издателей. Действительно, Ридделл не только повторяет тему «двух потоков», но даже меняет пол выжившего родителя (собственную мать на вымышленного отца Глен), чтобы более точно воспроизвести жизнь Бронте и полностью исследовать этот сюжет о литературном успехе.

Это исследование происходит в томе III, как будто Ридделл задалась целью написать двухтомное продолжение «Жизни» Гаскелл и рассмотреть, какие последствия имело это произведение для сменивших Бронте писательниц ее собственного поколения. Один из вопросов, который поднимает это переосмысление, заключается в том, можно ли в самом деле, как утверждает Гаскелл, примирить профессиональный и внутренний потоки. В решающий момент в начале третьего тома, когда Глен начинает писать новый роман для мистера Вассетта, она обнаруживает, что отвлекается на домашнюю жизнь и нервничает из‑за скептических комментариев своих родственников. Рассказчик комментирует:

…хотя она не стала, подобно Шарлотте, механически резать хлеб, она продолжила наливать чай <…> и укрылась в молчании – убежище, к которому она в последнее время прибегала довольно часто[71].

Если Ридделл воспроизводит в этой сцене эпизод из жизни ее собственной семьи, измученной финансовыми заботами и требовательными родственниками ее мужа, она делает это, думая о «Шарлотте». Здесь, как и везде в третьем томе «Борьбы», Ридделл дает понять, что два потока не идут гладко и параллельно друг другу для некоторых (если не для большинства) писательниц. Из-за «нехватки свободных денег» Глен «тратит свои силы на мелочную экономию, вместо того чтобы сосредоточиться на профессиональной деятельности»[72]. Хотя она и достигла определенных литературных успехов, теперь она должна была писать урывками, потому что она также была секретарем и клерком для своего мужа: «…она позволила всем общественным, домашним и деловым вопросам быть важнее ее собственной законной работы»[73].

Конфликт между профессионализмом и домочадцами постоянно создавал проблемы и трудности в карьере Ридделл. То же происходило и с ее современницами: Мэри Элизабет Брэддон в течение двадцати лет супружеской жизни «была вынуждена отрабатывать долги Джона Максвелла, взяв на себя рабский труд писать романы с продолжением и фактически использовать свои сбережения, чтобы удержать семью на плаву», а Маргарет Олифант в «Автобиографии» написала о семейных кризисах, которые заставили ее «отказаться от тех надежд, что [у нее] могли бы быть, чтобы сделать теперь все возможное»[74]. Бумаги Ридделл, хранящиеся в Техасском университете, содержат мучительные свидетельства этого конфликта. В меморандуме соглашения от 24 июля 1871 года «между г-ном Джозефом Хэдли Ридделлом, действующим от своего имени, а также от имени его жены г-жи Шарлотты Ридделл, проживающих по указанному адресу, и господ, представляющих Henry S. King & Co.» Ридделлы принимали ссуду в размере двухсот восьмидесяти пяти фунтов в обмен на «права на авторское использование, стереотипные печатные формы и клише»[75] романов, включая известный «Джордж Гейт из Фен-Корта». Согласно соглашению, материалы вернутся владелице, если ссуда будет возвращена до 1 марта 1872 года (чего, очевидно, не случилось, так как в сентябре 1871 года Джозеф Ридделл объявил о банкротстве). По сути, все профессиональные достижения Ридделл были заложены ради спасения неудачного бизнеса ее мужа.

Для Бронте, которая, хотя и была бедна, имела достаточно семейных средств, чтобы обеспечить публикацию «Стихотворений Каррера, Эллиса и Эктона Беллов», и которая, умерев в течение года после замужества с преподобным Николлсом, не получила возможности проверить совместимость профессионального и домашнего потоков в браке, кризис такого рода был немыслим. Бронте никогда не сталкивалась с издателем, подобным Лаплашу, который сказал бы: «Вы уже не такая, как прежде»[76], или с кредиторами мужа, которые бы настаивали на том, что «доход вашей жены должен оплатить ваши долги»[77]. Бронте к