Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев

Беру инициативу на себя – подъезжаю к Жукову и спрашиваю:

– Что дальше делать?

– Ваш полк надежный, полковник, ведите его по Вашему усмотрению, а мы будем следовать за Вами.

Я в некотором недоумении от этого задания, но поддерживает командир 1-го Кубанского полка Кравченко:

– Федор Иванович, не теряй времени!.. Черт знает, чем все это закончится!

Молча бросаю взгляд на командира 2-го Лабинского полка полковника Кротова, с которым был в хороших отношениях и который был почти сверстник летами Жукову, как бы спрашивая его: а по-Вашему как?

Он скорбно посмотрел на меня и промолвил:

– Конечно, Федор Иванович.

Летом 1919 года здесь действовал против «зеленых» 2-й Уманский полк полковника Гамалия, в котором я был помощником. Местность немного знакома. Я знал, что ниже к Туапсе есть дорога в женский монастырь, который я занимал тогда двумя пешими сотнями, почему и решил выйти на шоссе и добраться до него.

С полком двинулся к шоссе через строевой лес, но у берега Туапсинки с кустарником обнаружил красную пехоту, которая в колонне по-четыре шла под уклон скорым шагом к Туапсе и уже опередила нас. Мы были отрезаны и здесь.

Повернув голову колонны, рукой указал на юго-запад, следовать за мной на Чертову гору, покрытую лесом. И только головная сотня «шарахнулась» туда, ломая на своем пути сухой валежник, как «на хруст» красные жарнули по нам из ружей, со стороны шоссе. Это был словно сигнал для полков: «Спасайся, кто как может!» И все полки в полном беспорядке бросились в лес, в горы. Треск сушняка поднялся такой, будто неслась гроза по лесу. Да и неудивительно: бежало, ломало все на своем пути до 2 тысяч лошадей, считая пулеметные и санитарные линейки. Чтобы не разорваться, кричу в массу своего полка:

– Держитесь сотенных значков!..

Все карабкаются в гору. За хрустом валежника уже не было слышно ружейного огня красных, но они открыли шрапнельный огонь «по площадям», чем еще более усилили панику и стремление всех как можно скорее и дальше уйти от красных.

Верхом пробиваться по строевому лесу с царапающимся кустарником было уже невозможно. Многие спешились и в поводу с лошадьми стремились вперед, вперед. Спешился и я.

Около меня разрывом шрапнели размозжена лошадь казака. Кровь ее напомнила мне, что со мной где-то должна быть сестренка Надя. Оглядываюсь назад и вижу ее. Она вся пунцовая от пота. Ее юбчонка вся изодрана, да так, что для барышни это неприлично. Но она ничего не видит. Она без своей маленькой шапчонки.

– А где же папаха, Надюша? – спрашиваю.

– Да зацепилась за ветку, сорвало, но мне не до нее было, – отвечает она бойко.

В поводу со своей гнедой кабардинской кобыленкой, оказывается, она не отставала от меня. В это время другим снарядом убивают лошадь следующего казака. Казак быстро снимает седло и карабкается дальше в гору. Оглянулся на сестренку – она побледнела. Чтобы подбодрить, спрашиваю:

– Страшно, Надя?

– С тобою не страшно, Федя, – отвечает она, вновь покраснела, потому что сказала неправду, и улыбнулась.

Мы «на пупе» горы. На нем нашли колесную дорогу, которая идет «куда-то и откуда-то». По ней уже вытянулись казаки на юг. Орудийные выстрелы красных «на хруст» прекратились. Они, видимо, потеряли наше направление.

Полкового адъютанта, сотника Косульникова послал остановить впередиидущих казаков, так как надо выяснить – что же позади?.. как наши пулеметы? целы ли?.. «Но разве Сапунов бросит их! Он «оторвет» головы казакам, если они бросят свои пулеметы», – думал я. И он не бросил.

– Господин полковник!.. Приходилось топорами рубить поперечные бревна – валежник, а нет – на руках переносить линейки! – весело, с задором на своем цыганском лице не то докладывает, не то рассказывает мне есаул Сапунов, и смеется, и смеется сам, что мы попали в такую переделку.

Я вижу уже и наши полковые пулеметы, вижу казаков-пулеметчиков и лошадей в упряжках. Лошади все в мыле. Казаки без шуб, в одних бешметах, мокрые от пота, с папахами на затылок «от жары».

Ну, пулеметы со мной – теперь не страшно.

Ночь. Повторное назначение на дивизию

«Подобрав хвосты», скачу в голову колонны. Там нахожу штаб дивизии и полковника Кротова. Мы попали на какое-то плато на вершине кряжа. На нем редкий лес и площадки для посева. Гора к западу от нас скрывает солнце, но мы чувствуем, что оно на закате.

Здесь так тихо кругом! И будто этот уголок отрезан ото всего мира и ничего не знает о войне. Хочется лечь на спину на одном из пригорков и ни о чем не думать.

Обгоняя колонну, видел, что все сотни полка будто бы в порядке. Вдали видно строение. Посылаю разъезд. Там жители-греки. По их словам определяю, где мы. Они сказали, что живут в массиве гор на юго-восток от Туапсе и на северо-восток от села Лазаревка. До них около 20 верст. Дорога туда по горам. Здесь не было ни белых, ни «зеленых». О последних не верю, но и не принуждаю грека божиться.

Непроходимое ущелье на запад смущает меня. Ночевать надо в горах. А если будет нападение, ущелье преградит нам дорогу. Грек говорит, что на той стороне, верстах в двух, живет его друг-грек. У него можно переночевать. И берется проводить нас. Я соглашаюсь. И уже с началом темноты мы подошли к его другу. Старик и старуха приняли нас сердечно. Они продали нам два чувала лесных сушеных груш, весь свой запас. С хлебом и под чай – они были очень вкусны. Нашли здесь и немного сена. В дремучем лесу продольная неглубокая котловина для пашни грека. Земля сухая, приятная для бивака. И около 1500 лошадей раскинулись на отдых, на ночлег.

Расставив все 26 полковых пулеметов во все стороны могущего быть нападения, позволил развести костры и заняться варкой пищи, у кого что есть. Казакам приказал держаться кучно. Не расседлывая, коней сбатовать. А спать «одним глазом». И не прошло 10 минут, как в ночной горной тишине, окаймленной высокими деревьями, запылали костры и загомонили казаки. Наши лошади в приятной весенней прохладе, нерасседланные, тихо жевали то, что им давали хозяева.

Мы, штаб дивизии и штабы 1-го и 2-го Лабинского полков, сидели вместе, пили чай и делились впечатлениями о происшедшем. Наши старики, полковники Жуков и Кочергин, вновь что-то «предполагали», что «если бы, да кабы раньше отступили, да если бы генерал Науменко сообщил бы своевременно, то иное было бы».

В их разговор я совершенно не