Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Исаакович Кушнир
Майк Науменко. Бегство из зоопарка читать книгу онлайн
Прошло почти тридцать лет с момента трагической смерти Майка Науменко, но его биография и творческое наследие исследованы по сей день довольно дискретно. Много вопросов остается и после просмотра фильма «Лето», где лидер «Зоопарка» предстает полумифическим героем «поколения дворников и сторожей», вырванным из контекста рок-н-ролльной жизни Ленинграда восьмидесятых годов.
Белые пятна истории ликвидирует новая книга Александра Кушнира «Майк Науменко. Бегство из зоопарка», построенная на сотнях развернутых интервью автора со школьными друзьями поэта, его родственниками, приятелями, музыкантами группы «Зоопарк», фотографами, подпольными менеджерами и др. В течение нескольких лет Кушнир исследовал множество домашних архивов, найдя немалое количество неизвестных снимков, магнитофонных записей, писем и рисунков Науменко. С точки зрения самого автора, немалое значение имеет и региональный охват исследований, поскольку интервью брались от Казани до Владивостока, от Лос-Анджелеса до Москвы, от Киева до Ленинграда. В итоге перед читателем предстает новый, зачастую неизвестный портрет художника, в котором субъективность оценок сведена к минимуму, а пресловутое «последнее слово» остается не за автором, но за читателем.
Биография «Майк Науменко. Бегство из зоопарка» завершает триптих книг Кушнира, посвященный Жизни Запрещенных Людей из восьмидесятых годов. Истории светлых времен незримо связали между собой по-своему трагические судьбы Майка, опального поэта и издателя Ильи Кормильцева («Космос как воспоминание») и авангардиста Сергея «Капитана» Курёхина, биография которого «Безумная механика русского рока» получила премию «Степной волк» в номинации «Лучшая рок-книга 2014 года».
«Я по-наглому попросил Майка о личной встрече, — вспоминал Бурлаков. — На следующий день по его приглашению приехал в гостиницу к десяти утра. Последовавшие два часа я запомнил на всю свою жизнь. Примерно так я себе и представлял типичного питерского интеллигента, терпеливого и прекрасно меня понимающего. Помню каждое слово, каждый его ответ. Например, мой первый вопрос был: «А как Борис Гребенщиков пишет свои песни?» Любопытно, что в самом конце беседы Майк набросал мне список музыки, обязательной к прослушиванию. Там были практически все альбомы Velvet Underground, концертные диски Леонарда Коэна и Марка Болана, а также одна из пластинок Патти Смит...»
После Сибири и Дальнего Востока у группы состоялись концерты в Киеве. «Аншлага не было», — сквозь зубы цедит продюсер Роман Альтер, который не очень любит вспоминать об этих выступлениях в политехническом институте. И в чем-то понять его можно.
Яркостью шоу «Зоопарк» никогда не отличался, а уход неутомимого Мурзика ослабил не только плотность звука, но и визуальную составляющую шоу. К тому же за несколько месяцев резко снизился внутренний темп концертов — у Майка появилась дурацкая привычка настраивать в разгар выступления свою гитару. Он мастерски создавал иллюзию, что знает о музыке значительно больше, чем зрители могли услышать из самопальных динамиков местных Домов культуры. И если в провинции такие трюки периодически прокатывали, то в Ленинграде натренированная публика кричала Майку из зала: «Кончай лабуду! Все равно на гитаре играть не умеешь!»
Но это было еще полбеды. Как чуткий художник, Науменко понимал, что уже несколько лет у группы нет нового альбома, и осознание этого факта вызывало у Майка бесконечную грусть. Одна из причин была технической — записываться «Зоопарку» было положительно негде. Студии Тропилло и Панкера перестали функционировать, а сотрудничество с государственными структурами, такими как «Мелодия» или Дом Радио, выглядело печальным.
«Приходит в студию группа «Зоопарк», старые, грязные, рок-н-ролльные мужики, — жаловался Майк в одном из интервью. — Нам дают девушку. Лет пятидесяти. Может быть, ей даже сорок пять — мы не спрашивали. Короче, она, возможно, хорошо запишет симфонический оркестр. Но, как записать барабаны, она не знает. Нам приходилось самим крутить ручки, которые она должна была крутить в студии, которую мы видели впервые».
Кроме типичной советской бесхозяйственности, налицо были явные энергетические нестыковки между патриархальными законами «Мелодии» и «стилем жизни» группы «Зоопарк».
«На «Мелодии» мы больше записываться не будем, — заявил после очередной звукозаписывающей сессии Сева Грач. — Обстановка там нерабочая: ни покурить, ни матом ругнуться».
В этот период Науменко, безусловно, чувствовал, что «Зоопарк» уверенно топчется на месте — без нового звука и свежих аранжировок. Порой музыканты предлагали своему лидеру какие-то робкие идеи, но Майк от них всегда отмахивался. То ли идеи не нравились, то ли настроение отсутствовало, то ли репетировать было лень. Непонятно...
«Мы творческие темы в группе не очень часто обсуждали», — говорил мне впоследствии Валера Кирилов. Вдумайтесь, люди, какая печаль стоит за этими словами...
«Репетиционного процесса в «Зоопарке» почти не было, — признавался Саша Храбунов. — У меня практически все соло и риффы были сочинены в студии».
«Я не раз говорил Майку, что делая ставку на Шуру Храбунова, он ставит только «на одну монету», — вспоминал Борис Мазин. — Далеко не все композиции получались у него хорошо. Эти разговоры мы вели все время. Последняя беседа состоялась по поводу песни «Женщина», которая в электрической версии превратилась в жесткий кабак... Я очень любил ее текст, но со сцены слов не было слышно вообще. По этому поводу нам стало крайне сложно общаться друг с другом. И один раз я здорово получил по шапке, когда Майк выслушал мои мысли, а потом спросил: «Ты хотя бы один хит в жизни написал, чтобы давать мне советы?» И всё».
Кроме появившейся обидчивости, во внутренней химии Майка начали происходить и другие метаморфозы. К примеру, в сценическом поведении куда-то исчезли легкость, ирония и артистизм. Науменко внимательно наблюдал, как ярко выступали на концертах гуттаперчевый Костя Кинчев, стильный Миша Борзыкин из «Телевизора» и отец «русских народных галлюцинаций» Петя Мамонов. Также он часто пересматривал международный рок-фестиваль Live Aid, записанный Панкером с финского телевидения. Казалось, как вести себя на сцене, Науменко прекрасно знал и понимал. Но в жизни все получалось по-другому.
В хаотично подобранном сценическом прикиде Майк порой напоминал кособокого филина. И если в начале выступления он еще пытался пританцовывать в стиле Чака Берри, то ближе к финалу уставал, обретая непринужденность провинциального лектора. Нечто похожее происходило и с командной игрой «Зоопарка». Иногда, правда, старая формула по-прежнему срабатывала, и тогда у группы случались прорывы. Один из них произошел на совместном концерте с группой «Ноль», лидер которой — Федя Чистяков — остроумно положил текст «Буги-вуги каждый день» на патриотическую мелодию «Варшавянки».
«В один из моментов я рискнул показать Майку свое «изуверство» над его песней, — вспоминал Чистяков. — К счастью, Науменко оказался человеком без ненужных комплексов, по крайней мере, по части собственной гениальности. Ему все понравилось, и мы сымпровизировали под «Варшавянку» на концерте в Ленинградском цирке. Это было ее первое исполнение».
Со временем это мероприятие приобрело статус легендарного — не в последнюю очередь из-за стычки Майка с тележурналистом Невзоровым.
Рассказывает Леша Рыбин: «Майк был первым и последним, кто послал нахуй Невзорова. Когда только появилась программа «600 секунд», тот начал снимать сюжет о том, как рок победил коммунизм, разложив при этом христианскую молодежь, — Невзоров любил такой подход. И вот Майк стоит на сцене, у него саундчек, а Невзоров начинает ставить свет и орать на всех командным голосом. На что Майк громко говорит в микрофон: «Слушай, иди отсюда нахуй!» Невзоров начинает вопить, что он тут работает, и не надо ему мешать. Тогда Майк повторяет: «Иди нахуй, это я здесь работаю, а ты мне мешаешь!» И Невзоров ретировался».
Выступление в цирке было одним из нечастых концертов «Зоопарка» в Ленинграде. Из-за бесконечных гастролей Майк почти перестал бывать в родном городе и общаться со старыми приятелями. Скорее всего, из-за нехватки времени. И энергии.
«Мы с Майком стали значительно меньше разговаривать, — рассказывал
