Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

Ознакомительный фрагмент

хотели, ради надежды на премию, обойти В. стороной, но, — рассказывает А. Гладилин, — «тайны не вышло. Андрей про письмо узнал и прибежал просто в ярости: как это так, почему вы не даете мне подписать? И подписал…»[599]. Так что и письмо А. Солженицына IV съезду писателей он в 1967-м поддержит, и письмо Л. Брежневу в защиту А. Твардовского в 1970-м подпишет не колеблясь[600].

Самоубийственных дерзостей на его счету, впрочем, тоже нет. И это понятно: во-первых, натура не такова. А во-вторых, слишком ценит В. возможность выпускать свои книги беспрецедентно многосоттысячными тиражами, ценит возможность быть гражданином мира, чувствовать себя своим, принятым в кругу международной политической и культурной элиты.

Конечно, в пору постперестройки фантастические тиражи и у В. стали сходить на нет. Но он сопротивляется неотвратимому падению общественного интереса к поэзии: устраивает выставки своих видеом, учреждает собственную премию имени Пастернака, хлопочет о судьбе молодых поэтов — и пишет стихи, едва ли не до смертного часа пишет. И, — вспоминает З. Богуславская, — последними словами, что он ей уходя прошептал, были «Я — Гойя».

Соч.: Собр. соч.: В 7 т. М.: Вагриус, 2000–2006; Полн. собр. стихотворений и поэм в одном томе. М.: Альфа-книга, 2012; Стихотворения и поэмы: В 2 т. СПб.: Пушкинский дом; Вита Нова, 2015 (Новая Библиотека поэта).

Лит.: Аксенов В. Таинственная страсть: Роман о шестидесятниках. М.: Семь дней, 2009; Вирабов И. Андрей Вознесенский. М.: Молодая гвардия, 2015 (Жизнь замечательных людей).

Войнович Владимир Николаевич (1932–2018)

Начинал В., как и почти все, со стихов и 31 декабря 1955 года дебютировал под псевдонимом Граков в газете «Керченский рабочий». А дальше Москва, где он, так и не получив высшее образование[601], работал на стройках, на железной дороге и, естественно, ходил в знаменитое объединение «Магистраль» при ДК железнодорожников, иногда даже печатался: «в „Московском строителе“, „Вечерней Москве“, „Московской правде“, а однажды и в просто „Правде“ <…> под рубрикой „Стихи рабочих поэтов“ за подписью „В. Войнович, плотник“»[602], в декабре 1958 года принимал участие во Всесоюзном совещании молодых писателей.

Стихотворную книжку, однако же, не выпустил, зато, устроившись младшим редактором в редакцию сатиры и юмора Всесоюзного радио, буквально за полгода написал штук сорок песен, и некоторые из них («Рулатэ», «Футбольный мяч», «Комсомольцы двадцатого года»), что называется, зазвучали. Но что это в сравнении с бодрой песней «14 минут до старта», которую В., — по его собственному признанию, — накатал буквально за вечер и которую в космосе летом 1962-го дуэтом исполнили А. Николаев и П. Попович, а при встрече космонавтов процитировал с трибуны Мавзолея дорогой Никита Сергеевич?

От бешеной славы и дурных денег, враз обрушившихся на В., можно было свихнуться. Но у него уже была повесть «Мы здесь живем» и… Когда ближе к марту 1961-го вышел январский номер «Нового мира», полной неожиданностью для автора стало, — процитируем его, —

обилие телефонных звонков, писем и рецензий в газетах, восторженная телеграмма от Ивана Александровича Пырьева. Пырьев писал, что повесть ему очень понравилась и он предлагает мне немедленно заключить договор на сценарий. Позвонил театральный режиссер Леонид Варпаховский, предложил написать пьесу: «Поверьте мне, вы прирожденный драматург». <…> Скажу сразу, что дело ничем не кончилось. <…> Первым печатным откликом на мою повесть стала статья Владимира Тендрякова «Свежий голос есть!» в «Литературной газете»[603].

Затем последовали рецензии В. Кардина, Феликса Светова, Станислава Рассадина и других либеральных критиков того времени. Я вошел в обойму молодых писателей, то есть в обязательный список, приводимый почти во всех статьях о состоянии современной литературы[604].

В сентябре 1962-го В. заодно с Б. Ахмадулиной, Г. Семеновым и В. Лакшиным принимают в Союз писателей[605], в декабре того же года он, буквально через несколько дней после хрущевского «избиения младенцев» в Манеже и опять-таки в компании с Б. Ахмадулиной, В. Аксеновым, А. Вознесенским, другими застрельщиками Оттепели, с пародийной раболепностью клянется участвовать в работе воссозданного Комитета партийно-государственного контроля[606]. В феврале 1963 года в «Новом мире» под фанфары выходят рассказы «Хочу быть честным» и «Расстояние в полкилометра»[607], а в апреле-июле 1964-го в «Неделе» печатается коллективный детективный роман «Смеется тот, кто смеется», где В. один из авторов вместе с В. Катаевым, А. Гладилиным, И. Зверевым, Ю. Казаковым, Л. Славиным, В. Аксеновым, Ф. Искандером и Г. Владимовым[608].

Жизнь идет пока что обща, и даже на двухмесячную военную переподготовку в газету «Суворовский натиск» Дальневосточного округа в августе 1964 года рядового В. направляют ровно так же, как лейтенанта А. Вознесенского посылали во Львов, а рядового Е. Евтушенко в Тбилиси.

И всё бы ладно, и В. еще считает себя «человеком аполитичным и лишенным гражданских страстей», однако его все сильнее тошнит от одного «вида всей советской атрибутики — знамен, досок почета, вождей на трибуне Мавзолея, свинарок на первых страницах газет, хоккеистов, фигуристов…»[609]. Сатирические ноты в его текстах нарастают всё отчетливее, а сражения с цензурой отнимают всё больше душевных сил. Водоразделом становится публикация изрядно пощипанной повести «Два товарища» (Новый мир. 1967. № 1), и выведенный из себя В. обращается с негодующим письмом к делегатам IV съезда писателей (май 1967 года) и в дальнейшем будет либо подписывать все антиправительственные заявления, либо от себя лично адресовать властям свое презрение.

Роман о бравом недотепе Чонкине, начатый еще в 1963 году, уже почти готов, так что осенью 1967-го В. заключает договор с «Новым миром» и приносит рукопись, которая среди сотрудников редакции вызывает переполох, а у А. Твардовского приступ бешенства:

Он стоял, опершись на крышку стола, глаза отводил, но говорил раздельно и жестко:

— Я прочел ваше это… то, что вы мне дали. Ну, что можно сказать? Это написано плохо, неумно и неостроумно…

И пошел крошить. Что за жизнь изображена в повести? Солдат неумен, баба у него дура, председатель — алкоголик и…

— И, кроме того, что это за фамилия — Чонкин? Сколько уж было таких фамилий в литературе! Бровкин, Травкин, — он улыбнулся, — Теркин. Нет, мы это печатать не будем[610].

Понимая свою несовместимость с советской литературой даже в самом ее либеральном изводе, В. становится, — как он говорит, — «диссидентом поневоле»[611] и запускает «Чонкина» в самиздат, откуда он, естественно, проникает за границу и, без согласования с автором, печатается в «белогвардейских», — как их называли, — «Гранях» (1969. № 72).

Власть ведет себя, как обычно: и таской, и лаской. В. объявляют строгий выговор, спектакли по «Двум товарищам» почти по всей стране снимают с репертуара, книги выбрасывают из планов, договоры на экранизацию «Двух