Игра в городки - Юрий Николаевич Стоянов

общаться с шестом, как с пожилым мужем. Через какое-то время она нависла над Илюхой и жестом предложила ему расстегнуть змейку на платье. Длинная змейка на спине заедала, но вдвоем мы кое-как справились.

– Че теперь? – спросил Лёлик.

– Доллар ей дай! – сказали Саша-Сеня.

– Я – ей?! По-моему, это она мне должна!

Илюха протянул один доллар, и стриптизерша взяла купюру из его рук зубами.

– Точно как твой Тиль! – сказал мне Илья. (Был у меня в ту пору замечательный пес Тиль.)

– Теперь поняли, почему бабки у них лежат под бактерицидной лампой?! – восторженно воскликнули Сеня-Саша.

– Теперь поняли, – сказал Илюша.

Я бы мог развить тему и спросить, все ли, что она берет таким образом, обрабатывают лампой? Но не буду.

Женщина как-то непластично, с трудом стянула с себя платье. Свой скучный диалог с шестом она продолжала в глухом сплошном черном купальнике.

– Слетали в Америку! – сказал Илюха, зевая.

До этого места все помню хорошо, а дальше – провал, черная клякса короткого беспамятства. Наверное, виски, помноженные на двадцатичасовой перелет, сработали. Короче, наблюдая за тем, как тяжело, уныло и, главное, долго зарабатывает свой доллар рядовая американка, мы заснули, склонив головы к ее черным ногам… Разбудил нас какой-то амбал. Секьюрити, наверное. «Разбудил» – это мягко сказано. Он тряс нас за плечи, что-то громко выговаривал и показывал в сторону выхода. Деликатные Саша-Сеня что-то попытались ему объяснить, он напряженно выслушал их, сказал по слогам какую-то фразу и снова указал в сторону улицы.

– Че он хочет? – спросили мы.

– Он сказал, что у них здесь нормальный стриптиз для правильных пацанов, сюда не спать приходят. А вот гей-клуб у них как раз через дорогу! И вам именно туда.

Это был первый тур российских артистов, который решили организовать Саша и Сеня, окунувшись в новый для них бизнес. До этого Саша занимался химчисткой ковров и меха на дому, а Сеня продвигал фигуристов из России на американском льду. Один из них знал, что такое «тройной тулуп», а другой мог его почистить!

…На следующий день по плану был назначен наш первый концерт в Америке. Лучше бы его не было!

Сеня и Саша заранее извинились. Сказали:

– Вы не удивляйтесь и не расстраивайтесь, зрителей много не будет. Это Майами. Сюда люди умирать приезжают – климат здесь хороший!

Состоятельные эмигранты покупают тут жилье своим старикам. А старики вас знают плохо.

– А может, нужно было сразу поехать туда, где живут эти состоятельные эмигранты, которые нас знают? – спросил я.

– Мы же хотели сделать вам приятно. Чтобы вы отдохнули, попляжились, вкусно покушали!.. – обиделись Сеня-Саша.

И это была чистая правда! Они сняли нам роскошные номера в самом модном отеле; мы обедали исключительно в ресторане «Лючано Паваротти» на Оушен Драйв, где лучший в мире тирамису; мы гоняли на лодках с пропеллерами по болотам, кишащим крокодилами. Три дня релакса – и один концерт! Тот еще бизнес. Саша и Сеня называли это «пробным продюсерским шаром», своими инвестициями в нашу раскрутку в Штатах. Инвестиции оказались невозвратными.

Концерт проходил в небольшом конференц-зале какого-то отеля. Народу собралось человек семьдесят. В основном пожилые, но, судя по внешнему виду, никто из них в ближайшее время умирать не собирался. В начале лучше всего прошел монолог Брежнева в Илюхином исполнении. Брежнева в зале помнили. Остальные номера слушали, как школьники симфонический концерт – молча и с ненавистью…

Не люблю я себя в те минуты, когда надо «подмять», увлечь трудную публику… понравиться ей! Начинаешь улыбаться больше, чем нужно, становишься таким добреньким, сладким-сладким, таким своим-своим. В этом очень мало от актерской профессии и очень много от древнейшей. После таких выступлений чувствуешь себя выпотрошенным, а количество пролитого пота не является критерием в моем ремесле. Ты как артист становишься отвратителен сам себе!..

Наконец наша программа доковыляла до интерактива – игры с залом. Это самая непредсказуемая часть шоу. На сцену мы приглашали одного зрителя и разыгрывали его. Очень смешная иногда получалась история. Но не для этого зала! Я шепнул Илюхе:

– Может, пропустим розыгрыш?

– Нет! Все нормально – прокатит! – успокоил он и пошел в зрительный зал.

Илья обожал этот номер, потому что бо́льшую его часть он курил за кулисами и присоединялся в самом финале. Он вывел на сцену единственного молодого парня лет семнадцати. Очень странного и, по-моему, не очень здорового. «Наверное, дома побоялись одного оставить!» – подумал я. Пацан не очень-то хотел на сцену, чего-то мычал, но Илюха почти силой усадил его на стул рядом со мной. Из зала прозвучал пожилой женский голос:

– Миша, не бойся! Бабушка рядом!

Он был очень странно одет для эмигранта. Он был очень странно одет даже для потомка эмигрантов. На нем был пробковый колонизаторский шлем, клетчатая безрукавка и черная бабочка, короткие шорты, гольфы до колен и военные замшевые ботинки. Похоже, его семья эмигрировала в Штаты очень сложным транзитом – через Индию, ЮАР и Мексику. И Мишин гардероб – память об этом тяжком исходе…

Итак, Илюша посадил парня рядом со мною и громко сказал:

– Ну, не буду вам мешать! Покидаю вас ненадолго. – И ушел со сцены дурацкой походкой, на цыпочках. Курить пошел, гад!

– Давай знакомиться! Как тебя зовут? – спросил я.

Парень молчал. Я сообразил и переспросил на английском:

– Вот из ё нэйм?

– Пошел на х…! – ответил он. У него на губе повисла слюна, как у артиста, который рассказывает анекдот про дебила.

– Какое интересное имя! А меня зовут Юра.

– Пошел на х…! – повторил он.

И я понял, что он не показывает дебила, а что он и есть дебил в прямом медицинском смысле. И что его слова, обращенные ко мне, – это единственная универсальная фраза, с помощью которой он общается с внешним миром. И это все, что осталось в его несчастном мозгу на память от далекой родины. И что настоящий дебил – не этот больной парень, а тот, кто вытащил его на сцену!

Я объявил зрителям:

– Оставляю вас на несколько секунд наедине с нашим героем. Только не спрашивайте, как его зовут! Лучше послушайте вместе с ним удивительную песню «Городок»! – И я кивнул нашему аккомпаниатору Сане Ключеву.

Ключев пожал плечами и начал подбирать на ходу песенку, а я убежал за кулисы. Илья перекуривал с Сашей и Сеней на пороге пожарного выхода. Я заорал:

– Лёлик! Твою ж мать! Ты кого мне на сцену вывел?! Где ты нашел этот продукт частых браков между родственниками?!

– Юрик! Он единственный сидел в зале и улыбался!

– Илюша, он улыбается последние семнадцать лет!