«Человек, первым открывший Бродского Западу». Беседы с Джорджем Клайном - Синтия Л. Хэвен

молодых ученых в долгу перед ним за его проницательные оценки, ободряющие слова и наставничество. Таким образом, все мы в долгу перед ним за то, что он помог нам оценить по достоинству все богатство и глубину русской философии и литературы, а также за многолетнюю самоотверженную заботу о развитии нашей области исследований.

2014 год – 5 апреля, в Андерсоне, штат Южная Каролина, умирает Вирджиния Клайн. 21 октября в Андерсоне, штат Южная Каролина, умирает Джордж Клайн.

Послесловие

Эта книга – одна из первых в своем роде, сочетание глубокого исследования с новой и авторитетной интерпретацией поэтики, стиля и идей одного из самых значительных поэтов, которых дала миру постсталинская Россия, – Иосифа Бродского, лауреата Нобелевской премии 1987 года по литературе. Также в книге рассмотрены в мельчайших подробностях взаимоотношения поэта и его переводчика.

Бродскому везло на переводчиков, среди них было несколько первоклассных поэтов: Энтони Хект, Ричард Уилбур, Дерек Уолкотт. Но первым переводчиком, который на раннем этапе открыл Бродского Западу, познакомил с ним англоязычных читателей, стал Джордж Клайн. Клайну удалось превосходно перевести не только поэзию Бродского, но и стихи Пастернака, Ахматовой, Цветаевой и Венцловы. Много лет у Клайна были теплые взаимоотношения с Бродским. Судьба Клайна перекликается с судьбой моего покойного мужа, Дэниэла Уайссборта. Вначале Иосиф и Дэниэл были словно братья, но, после того как Бродский внес правку в сделанный Дэниэлом перевод цикла «Часть речи», Дэниэл отказался поставить свое имя под этим переделанным переводом. Бродский настаивал на сохранении размера и ритма оригинала, а это требовало от переводчика огромного труда – усилий на грани интеллектуальной атлетики, если не акробатики.

Дерек Уолкотт рассказывал мне, что он, Бродский и переводчик Барри Рубин однажды затратили три часа на перевод одной строки из стихотворения «Письма династии Минь». Многие были уверены, что поэзию Бродского невозможно в точности передать на английском языке. Например, второй из «Двадцати сонетов к Марии Стюарт» (его в конце концов перевел Питер Франс совместно с Бродским для «Collected Poems in English»), начинается так:

The war to end all wars produced ground zero.

The frying pan missed fat that missed pork chops[218].

Франс пишет: «Что касается еды поэта, мы можем подметить, что в сонете 2 буквально подразумевается дефицит еды в послевоенные годы, а приятное пребывание в уютном, как материнская утроба, кинозале, где взор услаждали красивые образы любви и смерти, восполняло этот дефицит»[219]. Но с переводом этих строк была загвоздка, как отметил писатель Игорь Ефимов:

Когда всплывают какие-то строчки Бродского, ну смешно думать, что можно перевести: «В конце большой войны не на живот, / когда что было, жарили без сала»… «Не на живот» – подразумевается не живот, а «ради жизни», жарили – это же не только жарили, но и убивали. Он умел такой метафорический букет создать в одной строчке![220]

В результате Роберт Хасс – а он был поэтом-лауреатом США и переводил Милоша – сказал, что переводы стихов Бродского звучат «словно переделки Шекспира каким-нибудь бездарным писакой XVIII века». А чаще, если учесть, что Бродский безгранично восхищался Оденом, то как вирши «молодого английского умника неопределенного возраста, который выпорхнул из университета и вознамерился произвести фурор». На страницах «Нью репаблик» Хасс сожалел о «фатальных просчетах при выборе интонации», из‑за которых читать стихи Бродского – «словно бродить среди руин здания, о благородных пропорциях которого тебе много рассказывали»[221].

Еще одна необычная черта русской литературы, включая поэзию, в том, что писатели и поэты веками были единственной оппозиционной партией, единственными защитниками простых людей. Так что государство очень внимательно относилось к произведениям писателей – настолько внимательно, что над писателями нависала опасность ареста, высылки за границу, убийства или доведения до самоубийства. Вначале это коснулось Александра Пушкина, позднее – Федора Достоевского, Осипа Мандельштама и Марины Цветаевой, а во второй половине XX века – Ирины Ратушинской, Натальи Горбаневской и, наконец, самого Бродского: преследования были обычным явлением и продолжаются при нынешнем режиме. Русская история могла, да и по-прежнему может либо вознести тебя на вершину всемирной славы, либо столкнуть в пучину забвения. А может и проделать с тобой то и другое сразу.

Бродский занимает уникальное место в русской литературе, хотя вопросы, которые он поднимал как поэт, эссеист и драматург, были общечеловеческими: жизнь и смерть, любовь и измена, Бог и язык. Однако для Бродского Богом был язык, и ради языка он жертвовал всем: личной жизнью, здоровьем, любовью, детьми и самой судьбой. Бродский очень рано – уже в 1968 году – не сомневался, что получит Нобелевскую премию. Уже в 1980 году его выдвинули на эту премию, а в 1987 году наконец-то наградили. А в 1991‑м он сменил Марка Стрэнда на должности поэта-лауреата США – стал первым поэтом-лауреатом, родившимся за пределами Америки.

Джордж Клайн сознавал достоинства Бродского и относился с чрезвычайно скрупулезным вниманием ко всем элементам его стихов. Эта книга – отличный проводник, зовущий углубиться в исследование творчества Бродского; она увлечет в этот путь как переводчиков и поэтов, так и широкого читателя, который упоенно любит поэзию. Книга прекрасно читается, содержит достоверные сведения и тщательно изученные первоисточники.

Валентина Полухина

Благодарности

Книга, которую вы держите в руках, – не самая объемистая, но список тех, кто мне помог, пространен. Прежде всего и горячее всего я благодарю самого Джорджа Клайна: он щедро уделял этой работе свое время, энергию и целеустремленное внимание вплоть до последних месяцев своей жизни. Также я благодарю Наследственный фонд семьи Клайн и в особенности Кристину Клайн Хейнек за доверие к незнакомке, позвонившей ей после смерти Джорджа в 2015 году, и убежденность в хорошем будущем проекта.

Я также в огромном долгу перед колледжем Брин Мор, поддержавшим мою книгу о его выдающемся профессоре: Джордж Клайн занимал там именную кафедру профессора философии, учрежденную в честь Милтона Ч. Нама. В особенности я хочу поблагодарить кафедру философии, кафедру русского языка и литературы и ректорат, оказавшие финансовую поддержку публикации книги. Брин Мор поддерживал этот проект с самого начала, когда из средств Фонда Эндрю Меллона, которыми управляет Брин Мор, были оплачены первоначальные усилия по расшифровке аудиозаписей и сбору материалов в архивах. Нона Смит, директор по вопросам спонсируемых исследований в Брин Море, с тех первых дней до настоящего момента была для меня надежным, бесценным проводником. Благодарю также Особое собрание