Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский

В<иктор> П<етрович>[19] занимался только час, а второй уступил нам для заседания. Мы решили устроить лотерею в пользу политич<еских> ссыльных, возвратившихся из ссылки. Поговорили по телефону с Н. А. Струве[20], она согласилась быть нашей председательницей. Много об этом говорили с Мих<аилом> Як<овлевичем>[21] и Бочем[22]. Мих<аил> Як<овлевич> – большой идеалист, беседовал с нами на тему о революции; собирается нас познакомить со всеми существующими партиями (соц<иал>-демократы – меньшевики, большевики, соц<иалисты>-революционеры), дать программу каждой партии и т. д., удивляется необразованности студентов – не знают истории революц<ионного> движения, боится, чтобы Университет не распустили, тогда молодежь уедет в провинцию и будет нести такую чушь, все, что придет в голову. <…> Был Марк Конст<антинович>, приехал в больш<ую> перемену. Мих<аил> Як<овлевич> сказал, что ему 25/II были посланы письмо и доклад[23]. Марк Кон<стантинович> сказал, что он письмо получил, а доклад нет. Мое письмо тоже получил. Сейчас тоже занят работами со своими «мальчишками»[24]. Сказал о какой-то даче в Лесном, где бывали революцион<ные> собрания, просил ее найти – все это М. К. говорил Мих<аилу> Як<овлевичу>, кот<орый> сказал мне: «Тэзи, помните все это!» Я помню, что в этой даче еще недавно, года два тому назад, была мастерская для отливки форм из гипса, цемента и т. д.

Вечер Надсона[25] еще не был, завтра будет решено, когда его устроят. «Тэзи, Вас ждут с нетерпением, приезжайте, они Вам пришлют письмо» (л. 2–3).

19 марта.

Утром в Училище разбирала пожертвованные для лотереи вещи, а вечером была в гимназии у М. К. на вечере Надсона. Было очень хорошо. Приехали рано, первыми, т<ак> к<ак> на пригласит<ельных> билетах был проставлен неверно час начала. Володя (Тартаковский) и Алеша (Михельсон) показали нам все классы, залы, коридоры. Марк Кон<стантинович> был уже там, познакомил меня с Журавлевым[26], их делегатом, сам его разыскал, провел нас в класс, кот<орый> был превращен в гостиную, и мы, сидя на диване, разговаривали. Журавлев очень симпатичный мальчик, любимец класса, лучший ученик Марка Конст<антиновича>, очень интересуется самоуправлением, товарищеским судом и т. д., человек с организаторской жилкой, идейный, но в гимназии все это запрещалось. Заседанием в Тенишев<ском> уч<или>ще[27] недоволен, не сочувствует некоторым предложениям, считает, что для объединения необходимы клубы, читальни и др., где можно познакомиться по-настоящему друг с другом. Алеша болтает без умолку, рассказал, как у них после февраля переменились отношения к преподавателям, «только к М. К. осталось тем же. Ск<олько> М. К. приходилось раньше выдерживать нападки директора, преподавателей за его отношение к нам, учащимся!» Гимназисты нигде не работают, нет обществ<енной> работы, только некоторые несут службу «фараонов» – охраняют гимназию и следят в ней за порядком. Когда после вечера, с разрешения М. К., начали танцевать, один из фараонов подошел к М. К. и спросил: «А у Вас есть разрешение от директора?» М. К. покраснел и прекратил танцы, но начали играть в горелки. Пришел директор, которого, наверное, вызвали, остался недоволен и прочитал нотацию «милиционерам»-фараонам. Мне это очень не понравилось. Для чего в гимназии милиционеры? Глупо… очень. Алеша сказал, что милиционерами могут быть только силачи, определенного веса, роста и т. д.

Володя Тартаковский прочел оч<ень> хороший реферат о Надсоне, конец которого я плохо слышала, т<ак> к<ак> впереди сидели две нахальные девчонки, которые при виде знакомых гимназистов подпрыгивали на ½ аршина. «Береза <?> пришел», и они начинали плясать. Сзади нас было пусто почти – во всем ряду сидело человека три, и там сидел М. К. Он часто клал руки на спинку моего стула и просил сказать этим дурашливым особам, чтобы они вели себя тихо, но у меня не хватало духа – он им говорил, но они не слыхали, а громче говорить было нельзя. Во время антракта пили чай, ели бутерброды, булку, печенье. М. К. сидел напротив нас, выпил чай и пришел к нам, встал около моего стула и спросил: «Вы сыты?» Кто-то из мальчиков дал ему стул, и он сел. Я сказала ему, что мы сыты, и мне стыдно вспомнить, как мы на нашем вечере угощали его холодным чаем и твердыми пряниками. Он улыбнулся и подошел к Володе Тартаковскому, и сказал ему примерно так: «Тэзи удивляется, как много едят наши мальчики». Я не слыхала, но, судя по ответу Володи Т<артаковского>, – я угадала. Володя покраснел и сказал, очень смущаясь: «Я сегодня весь день в гимназии и поэтому не обедал!» Марк Кон<стантинович> отошел, а я успокоила Володю, сказав, что не считаю его аппетит чрезмерным.

Скоро М. К. вернулся, и мы говорили об его отношении к казенной гимназии. Я сказала, что не могу себе представить, что он мог <бы> преподавать в казен<ной> гимназии. У них в последн<ем> классе был проведен опрос – за монархию или республику. Нашлись 18 монархистов, причем половина даже за неограниченную. М. К. сказал, что класс исключительно бюрократический. После антракта сел рядом, вообще был с нами, а не с гимназистами. «Нашла» свою эпитафию[28], ее читали на вечере. Очень рада, называется «Спи спокойно». М. К. будет в Уч<или>ще во вторник и среду. Мальчики мечтают устроить еще вечер и пригласить нас опять. А я мечтаю устроить клуб и пригласить их. Как Костя[29] ни старался, но не мог заплатить за наш чай и бутерброды. Когда мы пожаловались М. К., он сказал: «Так и надо! Я знаю, что это он нас угощал» (л. 10 об. – 11 об.).

22 марта.

Было пять уроков и классное заседание. Решили отменить экзамены и привели веские мотивы. В больш<ую> перемену было общее заседание аудитории, но я не пошла, вошла в класс, пришел Марк Конст<антинович>: «Тэзи, Вы хотите устраивать вечер? Я слыхал об этом от Анны Ник<олаевны>[30]». <…> Ан<на> Ник<олаевна> сказала: «Ты иди, и М. К. пойдет с тобой». Я не сразу поняла и спросила его: «Вы едете домой сейчас?» Шли и разговаривали об устройстве вечера, он предлагает устроить клуб, т<ак> к<ак> вечер устроить сложно. На клубе прочитать несколько стихотворений и что-нибудь сыграть. Обещал пригласить некоторых мальчишек, между прочим, Черногорова – хороший музыкант. Спросил: «Кто же Вам из них понравился?» Я не посмотрела на него, в это время я обходила лужу и шла впереди него. Ответила: «Конечно те, с кот<орыми> я больше знакома!» Я ответила не в единственном числе, поэтому М. К. продолжил: