Все под контролем - Том Саттерли

внутри оказалась Бронзовая звезда с дубовыми листьями и литерой «V». Дубовые листья я получил потому, что у меня уже была такая же награда, полученная за Могадишо, а литера «V» — за «доблесть в бою», также вторая. Я взглянул на удостоверение, прилагавшееся к медали: в нем стояло мое имя и что-то говорилось о том, что награда была присуждена за проявленное «доблестное упорство» в преследовании Саддама Хусейна. Я забросил коробку в шкафчик и занялся своими делами.

Церемонии награждения в Подразделении проводились не часто. И не за то, что мы выполняли свою работу. Мы должны были захватывать или убивать особо важные цели, такие как Саддам и террористы. Это то, на что мы подписались. Мы преподнесли президенту Бушу рождественский подарок, который он хотел получить, и на этом все закончилось. Весь оставшийся месяц мы занимались следующим важным делом, а потом еще одним.

*****

Я не придавал большого значения наградам. Многие ребята сделали столько же, сколько и я, и ни хрена за это не получили. Другие сделали больше, и отдали больше; их имена были высечены на мемориальной стелле в штабе Подразделения. Некоторые получили «Пурпурное сердце» в благодарность за потерянные конечности, выбитые глаза, раздробленные кости, поврежденные органы, постоянные увечья или физическую инвалидность.

Конечно, никто не давал медалей за ранения, которые нельзя было увидеть. Их не признавали: раны в голове, проявляющиеся в виде изменения поведения. О них и их последствиях никто даже не разговаривал. Многочисленные разводы… Неблагополучные семьи… Вождение в нетрезвом виде… Алкоголизм… Домашнее насилие… Импульсивное рискованное поведение…

Большинство других парней в Подразделении относились к наградам так же, как и я. Награды захламляли столы и полки по всему расположению эскадрона или пылились в шкафчиках. Я даже не помнил, что сделал со своей медалью за Могадишо.

Тем временем многие парни из частей регулярной армии получали медали просто за то, что пришли на службу, — особенно Бронзовую звезду, которые в армии раздавались как конфеты. Что-то вроде трофеев за участие в детских спортивных соревнованиях.

Награды были важны только по одной причине: они шли в послужной список и помогали в продвижении по службе, а значит, и в уровне оплаты. Поскольку Подразделение было окутано тайной, наши операторы зачастую не получали похвал за свою храбрость и достижения, такие как захват Саддама Хусейна, но командование наконец-то осознало, что из-за скрытности военнослужащие находятся в невыгодном положении, когда дело доходит до продвижения по службе, поэтому нас стали назначать на более высокие должности.

С другой стороны, ребята в Подразделении знали, что им не до почестей. Мы не искали славы или даже благодарности от благодарной нации. Мы с честью служили своей стране, защищая ее граждан, особенно свои семьи. То, чего нам не хватало в похвалах других, мы восполняли в чувстве боевого товарищества. Мы были братьями по оружию; мы были частью друг друга.

В самолете, возвращавшемся в Штаты из Ирака, было много усталых, но гордых и счастливых воинов из Подразделения. Мы выполнили, наверное, несколько сотен заданий, выиграли больше перестрелок, чем я когда-либо хотел, включая битву с иностранными боевиками на Хэллоуин, и захватили или убили сотни плохих парней, включая самого большого отморозка из всех, Саддама Хусейна. Мы даже привезли пистолет из паучьей норы Саддама, чтобы подарить его президенту Бушу в качестве запоздавшего рождественского подарка.

В завершение своей командировки мы схватили Камиса Сирхана, пятьдесят четвертого номера в «Черном списке». Мы следили за ним на протяжении всего нашего пребывания в стране и наконец поймали его после того, как он посетил бордель в Багдаде.

Единственное, что действительно имело значение, по крайней мере с моей точки зрения, это то, что никто из моих солдат не был убит или даже серьезно ранен. Мой самый сильный страх, что я поведу своих людей в еще один Могадишо, не оправдался. Мне еще предстояло разобраться со своими внутренними демонами, но я выполнил свою работу, выполнил задание и обеспечил безопасность своих людей.

Больше всего меня беспокоило то, что я пытался найти удобное сидячее положение в транспортном самолете C-5 после того взрыва. Я все еще испытывал онемение в правой руке, особенно в стреляющем пальце. В течение последнего месяца, во время выполнения заданий, мне часто приходилось снимать стреляющую руку с оружия и трясти ее, чтобы вернуть чувствительность, — штука, которую не хотел бы проделывать ни один оператор на территории плохих парней. Может, что-то не так с моей шеей? Я все время крутил и вращал головой, пытаясь разогнуться, но ничего не получалось. Мне было интересно, заметил ли это кто-нибудь из других сослуживцев — тот самый старый страх, что меня постоянно будут оценивать.

Я был готов вернуться домой. Хотя нам пришлось провести Рождество и Новый год в Ираке, я с нетерпением ждал возвращения на пятый день рождения сына в марте и встречи с женой. Находясь в Ираке, я нечасто звонил домой, и винил в этом то, что не мог сосредоточиться — «держать голову в игре», — но мне не хватало общения с женой и безопасного места, даже если я не чувствовал себя по-настоящему романтичным. Наша электронная переписка и случайные письма были наполнены словами «Я скучаю по тебе» и «Не могу дождаться, когда мы снова увидимся», а также милыми историями о Томасе и о том, что мы будем делать всей семьей, когда я вернусь домой. Все это звучало замечательно. Звучало нормально.

В основном я с нетерпением ждал возможности отдохнуть. Я давно не спал по-человечески, и мне казалось, что, как только я окажусь вне зоны боевых действий, мои сомнения, тревоги и страхи рассеются. Тогда я смогу расслабиться настолько, чтобы восстановиться психически. Не знаю, почему я так решил — ведь мне действительно не удавалось нормально спать или «психически восстанавливался» после Сомали. Но, наверное, я решил, что если буду достаточно врать себе, то это сможет произойти.

Я также надеялся, что мои физические недуги излечатся, и мне не придется обследоваться у врачей — не хотелось знать, есть ли у меня что-то, из-за чего меня могут уволить из Подразделения. Кроме того, это был наш способ двигаться вперед, никогда не останавливаясь и не жалуясь.

Конечно, по возвращении домой с войны ничего не бывает так, как ты себе это представляешь, и первое разочарование наступило прямо на пороге своего собственного дома. Я представлял, как мой сын побежит ко мне и прыгнет в мои объятия, но увидев меня, он разрыдался. Кристин заметила, что это, должно быть, из-за бороды,