Евгений Баранов - Легенды о графе Брюсе

– Да как же, говорит, мне не орать, ежели каркадил слопать меня хотел?!

– Какой такой каркадил? – спрашивают. – Где он? Покажи!

Смотрит купец… нет никакого каркадила… И сам себе не верит. А народ смотрит на него и удивляется.

– Что же, говорит, это такое?

И не знает, как понимать ему об этом купце. Ежели бы сказать пьян, так этого не видать: человек совсем тверезый. Или сказать – полоумен, так опять же ничего такого не заметно: человек как будто при своем полном рассудке. Может, скуки ради озорничать начал? Так и на это не похоже: человек уже пожилой и борода седая. И примется народ ругать этого купца:

– Ах, ты, говорит, чорт новой ловли! Ах ты, бес прокаженный!

А купца стыд берет и опасается он, как бы по шее не наклали ему. И сам не знает, что подумать: не спал и не дремал, своим делом занимался, а между прочим явственно видел каркадила. И народ тоже ничего не понимает.

А тут слышит – другой купец завопил:

– Караул, грабят! – и потому он так закричал, что видит, быдто полна лавка свиней набежала. Прибежали свиньи и давай буровить, давать копать, и рвут на клочья ситец, сукно… И видит купец – разор на него пришел, вся его мануфактура пропадает зря. Вот он и давай кричать, чтобы помощь ему дали. Ну, народ слышит – орет человек, надрывается, бежит к нему. Городовые в свистки свистят, пристав мчится, как рысак… Только смотрит – и тут ничего нет, и тут все в порядке, все благородно и никто не грабит купца. И опять все в удивление приходят:

– Ты что же, говорят, безобразничаешь? Кто тебя грабит? Разуй глаза, обуй очи – посмотри, где тут грабители?

А купец говорит:

– Да я не насчет грабителей, а вот, говорит, свинота меня одолела.

Смотрит народ – ну хоть бы одна свинья была.

– Да ты, говорит, видно, с перепою в белой горячке, или, может, маналхолия на тебя нашла. Ну, где эта твоя свинота?

Смотрит купец – нет свиней и товар цел. Тут пристав бац его в ухо.

– Подай, говорит, мерзавец, штраф за беспокойство! – и потянет с него пятерку.

Конечно, какой штраф! В собственный карман сунет, а не в казну. Не дурак, своего не упустит.

Ну, покончат с этим свинопасом, станут расходиться, а тут третий завыл. И все бегут к нему.

– Ты еще, спрашивают, чего?

– Да я, говорит, великана испугался…

– Какого, спрашивают, великана?

– Да вот, говорит, пришел в лавку великан и стал матерно ругать меня. Я, говорит, тебя, негодяя, в три погибели согну.

Ну, и тут то же самое: нет никакого великана. Народ примется ругаться.

– Да вы, говорит, все нынче перебесились.

А пристав свое дело знает: развернется да как чесанет в ухо купца, так у того аж колокола в башке зазвенят.

– Подай, говорит, штраф, шелапут ты этакий! – и с этого пятерик, а то и всю десятку потянет.

И вот раз происходит такая контробация, а понимающие люди идут мимо. Видят, народ собрался, галдеж поднял.

– Это еще что за синедрион такой собрался? – спрашивают.

Ну, им объясняют, какое здесь дело разыгралось. А они смеются:

– Эх, вы, говорят, скоты неразумные! Да ведь это, говорят, испытание натуры Брюс производит. А народ не знает, что это за испытание.

– А как, спрашивает, это испытание и в чем тут корень вещества?

А эти понимающие говорят:

– Об этом Брюса спросите.

Пристав, как услышал про Брюса, со всех ног бросился бежать.

– Ну его к шуту! – говорит. – Свяжись с ним, и жизни не рад станешь!

И как пристав задал тягуля, народ себе бросился врассыпную, кто куда попало.

А боялся народ Брюса от своего недопонимания, от того, что не знал, какое это бывает испытание натуры. А это – наука такая, тут требуется хороший ум, чтобы уразуметь ее. И это самое испытание натуры вот что означает: положим, возьми человека. Вот он живет, делом каким занимается, а то просто ворует. Но только ему и в ум не приходит, какой в нем есть магнит. Ему какой магнит требуется? Нажрался да спать, а нет – портамонет с деньгами из чужого кармана вытащить – вот какой его магнит. И выходит, что он, как свинья нечувствительная, не шевелит мозгами. Вот от этого самого он натуры не знает, да и где знать, ежели он как Божий бык? А Брюс знал и умел отводить глаза. А этот отвод вот что значит: вот, примерно, сидит человек и пьет чай, а Брюс сделает такое, и человеку этому представится, будто полна комната медведей. Вот это и есть испытание натуры. Всем наукам наука. И по-настоящему за нее Брюсу должна быть похвала, а купцы ругают его.

– Он, говорят, окаянный дух, в Сухаревой башне сидит, испытание натуры производит, а мы пугайся, кричи? Нет, говорят, это не фасон. Потому что, говорят, ежели мы будем каждый день кричать, народ скажет: купцы с ума посходили, и покупать у нас ничего не станет.

И как они обсудили это дело, сговорились ехать жаловаться царю Петру Великому. Выбрали людей, которые поразумнее, и отправили с жалобой.

Вот приезжают эти разумники к царю и свою жалобу рассказали. А Петр Великий такой был: не любил бумаги писать, а сам до всего докапывался.

– Надо, говорит, посмотреть, что это за испытание натуры такое.

И как приехал в Москву, взобрался на Сухареву башню. А Брюс только что собрался обедать идти. И как он отворил дверь, Петр ухватил его за волосья и давай таскать. А Брюс и понять не может, за что ему такое наказание от царской руки.

– Петр Великий! – кричит. – Да ты что это? Ведь за мной никакой вины нет!

– Врешь! – говорит Петр. – Есть: ты московскую торговлю портишь!

– Трепанул еще Брюса раза два, а может, и три, и после того рассказал про купцову жалобу.

Тут-то Брюс и уразумел, каким ветром нагнало на него черную тучу, тут-то и понял, через что, собственно, воспоследовало ему наказание от царской руки. И тут он принялся разъяснять Петру свою прахтику насчет испытания натуры. А Петр еще не знал эту иструкцию_ насчет отвода глаз и на дает веры словам Брюса.

– И как это, говорит, возможно, чтобы отводом глаз сделать каркадила? Тут, говорит, может, какая другая наука?

А Брюс на своем стоит:

– Раз я, говорит, сказал «отвод», значит, и есть отвод. А так как, говорит, тебя берет сумнение, то идем сейчас на площадь и там увидишь этот отвод.

– Ну, идем, – говорит Петр, – только смотри, Брюс, ежели ты подведешь пантомину насчет брехни, я тебя по зубам двину.

А Брюс только посмеивается.

И спустились они с башни, приходят на Красную площадь, а народ прослышал, что царь приехал, собрался его смотреть. Ну вот, хорошо… И как приехали на площадь, Брюс взял палочку и нарисовал на земле преогромного коня с двумя крыльями и говорит Петру:

– Смотри, сяду я на этого коня и вознесусь в поднебесье. А Петр молчит, только смотрит, не станет ли Брюс посыпать этого коня каким-нибудь порошком. Только нет, не посыпал, а только махнул три раза рукой и сделался этот конь живой и поднялся на небеса, а Брюс сидит на нем верхом, смотрит на Петра и смеется.