Александр Александрович Максимов - Василий Николаевич Манских

решил низкий балл, полученный Оппелем на экзамене по офтальмологии, который ему неожиданно выставил не отличавшийся особой строгостью профессор Л. Г. Беллярминов (возможно, в отместку за свою неспособность поставить диагноз при обследовании студента Оппеля, обратившегося к нему на прием по поводу глазных симптомов при гнойном гайморите) [67]. Так имя Максимова оказалось увековеченным на мраморе Академии.

Глава 4

Докторант Академии (1896–1898)

16 ноября 1896 г. А. А. Максимов «по конкурсу, также первым, оставлен Конференцией на 3 года при Академии для дальнейшего усовершенствования в избранной им специальности – по собственному желанию на свой счет» {13}. Так об этом говорит скучная протокольная запись в диссертационной автобиографии. К счастью, этот конкурсный день оказался достаточно подробно описан в мемуарах В. А. Оппеля, тоже конкурировавшего за место при Академии: «День конкурса обычно торжественный день. Конференция начинается в 10 часов утра. Студенты, теперь уже врачи, собирающиеся конкурировать, скопляются в передней. Профессора в заседании Конференции выбирают тему для сочинений. Нам была дана тема „Самоотравление организма, как причина заболевания“. Тема мне известная, тема, которой я, будучи студентом, интересовался, так что писать мог легко.

Когда тема профессорами выбрана, тогда молодых врачей приглашают в Конференцию. Они стоят, вcтают и профессора. Ученый секретарь читает тему. Начальник Академии дает разъяснения о том, как писать, как заклеивать конверты и т. д. Врачи удаляются в Актовый зал, а профессора расходятся по своим делам. Дается на писание около 5–6 часов.

Конференция собирается вновь в 7 часов вечера. Зала ярко освещена, почти все профессора присутствуют, посреди длинного стола стоят угощения, так как сидеть приходится долго: разносят чай. Начинается чтение сочинений. Вскрывается только конверт с сочинением, на нем и на конверте, в котором таится фамилия писавшего, ставится соответствующий номер. Профессора читают по очереди. Иногда сыпятся замечания: если написано что-нибудь очень несуразное. Иногда слышатся одобрения, иногда перекликаются насчет сочинения, но больше каждый сам соображает или советуется с соседом касательно оценки сочинения. Так читаются все поданные сочинения. А их иногда бывает до 70! Ясное дело, чтение затягивается далеко за полночь, кончается иногда чуть не в 5 утра.

Когда кончилось чтение сочинений, то каждое сочинение баллотируется. Число выборных и черных шаров считается. Допускаются к дальнейшему конкурсу только те сочинения, которые получили избирательное большинство. Остальные сочинения, т. е. конверты с фамилиями провалившихся при баллотировке сочинений, не вскрываются. Зато вскрываются конверты с фамилиями выборных. Теперь к количеству выборных шаров прибавляется количество пятерок, полученных на выпускных экзаменах, и по сумме устанавливается очередь оставления при Академии.

Сочинение, как я сказал, мне было писать нетрудно. Но я очень беспокоился о своем почерке. Читать его весьма затруднительно. Не знаю, почерк ли помешал или сочинение недостаточно понравилось, но я получил самое меньшее избирательное число шаров за сочинение. Сумма с отметками была почтенная. Тем не менее, конкурируй я на казенный счет, я бы уступил бы пальму первенства другому. А тут вышло так, что все 7 казенных вакансий были тоже заняты, а на свой счет конкурировали два человека: Максимов и я. Максимов остался, да он остался бы и на казенный счет, а я остался потому, что конкурировал на свой счет.

Когда конкурс подходит к концу, молодые врачи, заинтересованные, собираются в передней и ждут. Ждали и мы. Ждали часов до 3 ночи. Наконец, отворились двери Конференции, вышли некоторые профессора и прочли нам список оставленных при Академии» [67, с. 228–229].

Формально Максимов был зачислен в качестве врача Клинического военного госпиталя и преподавателя кафедры патологической анатомии [72].

Этот краткий трехлетний период в жизни А. А. Максимова, как никакой другой, отмечен лихорадочными «поисками себя», своего места в науке и своей темы. В это время еще выходят его статьи, посвященные патологоанатомической казуистике, по-видимому, выполненные в студенческие годы {7, 8}. Но, очевидно, он понимает, что описание случайных редких находок на вскрытиях – хорошая забава, скрашивающая жизнь патологоанатома-практика, но тупиковый путь для настоящего ученого. Работа по экспериментальному исследованию амилоидоза тоже не родила у Максимова каких-либо идей, делающих ее дальнейшее развитие перспективным (да и не могла родить, так как рутинная светооптическая морфология к тому времени уже сделала практически все от нее зависящее, и для прогресса в изучении амилоидоза требовались уже биохимические подходы, полностью отсутствовавшие в конце ХIX в.).

А. А. Максимов – выпускник Военно-медицинской академии

(https://picryl.com/topics/alexander+a+maximo)

Максимов принимается за исследование эмболии легочной артерии в эксперименте, обращая особое внимание на важную для клиники эмболию элементами плаценты {4}. Для этой работы ему понадобилось множество беременных крольчих, а для распознавания того клеточного материала, который попадает в легкие – детальные данные по цитологии плаценты. Эти два обстоятельства привели к тому, что у него в руках оказалось настолько большое число гистологических препаратов последа кролика, что на этом побочном материале удалось написать две крупные морфологические работы, напечатанные в авторитетнейшем журнале того времени – «Архиве микроскопической анатомии» («Archiv für Mikroskopische Anatomie») {6, 20}. Может быть, данный факт и не имел бы такого уж большого значения, если бы единственное представление Максимова на Нобелевскую премию, сделанное А. С. Догелем, не начиналось с упоминания именно этих вполне добротных, но все же не эпохальных работ. Работа о паренхиматозной эмболии легких закончилась публикацией статьи в Вирховском Архиве {9}. Как и в случае с амилоидозом, едва ли можно было ожидать значимых результатов при разработке этой темы стандартными морфологическими методами.

В этот же период появляются первые работы А. А. Максимова по гематологии, по-видимому, также связанные со случайными наблюдениями над изменениями эритроцитов на мазках крови {12, 14, 15}. Правда, главный результат этих работ – утверждение о возможности образования кровяных пластинок только при разрушении эритроцитов – оказался настолько ошибочным, что в дальнейшем сам автор предпочел не упоминать об этом «достижении», а ученик Максимова У. Блум не включил первую (и наиболее «еретическую») из этих публикаций в список работ, приложенный к некрологу учителя [152].

В это же самое время, в феврале 1897 г., А. А. Максимов вступил в так называемое «Русское общество охранения народного здравия», 14 октября того же года он был избран секретарем 1-го (биологического) отделения общества {13}. Трудно сказать, как долго он пребывал членом этой организации и что вообще сподвигло его вступить в общество, главными задачами которого было изучение вопросов гигиены и алкоголизма, хотя время от времени там делались доклады на самые разные темы. В частности, на заседаниях общества Максимов рассказывал о всех тех своих работах,