Михаил Ардов - Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни

— По мощам и миро.

В двадцатые годы храмов в Москве оставалось почти столько же, сколько было до революции, но при этом очень многие люди отошли от Церкви — кто из страха, кто по маловерию... И вот тут между приходами началась конкуренция, с тем чтобы привлекать побольше молящихся. Где-то отличались особенно усердным поминовением успоших, где-то стройным пением, где-то соблюдением малейших требований устава.

В те годы в Москве было несколько превосходных протодиаконов, таких как о. М. Холмогоров или о. М. Михайлов. Пригласить такую знаменитость послужить в праздник был верный способ привлечь народ.

А тут еще было принято решение выслать почти всех правящих архиереев из епархий в Москву. Этим на Лубянке достигали сразу двух целей: во-первых, тут за ними было легче следить, а во-вторых, их оторвали от паствы. И вот епископы, кто как мог, устраивались в столице... Если приглашали служить какого-нибудь владыку, то в храм он ехал на трамвае...

Вот курьезная сценка того времени. Настоятель церкви и староста накануне престолького праздника ведут переговоры с каким-нибудь знаменитым протодиаконом. И уже обо всем договорившись, напоследок спрашивают его:

— А с каким архиереем хотите послужить?

(Всю несообразность этого вопроса можно показать на таком примере. Вообразите, что у начальника почетного караула спрашивают:

— Главу какого государства вы бы хотели приветствовать в следующий раз?)

В книге Л.Регельсона архиепископ Феодор (Поздеевский) описывается как человек весьма серьезный, который никогда не смеялся и даже несколько порицал Патриарха Тихона за улыбчивость. Об этой характеристике поведали одному из бывших иподиаконов Владыки Феодора, и вот что он сказал:

— Иногда наш Владыка не смеялся, а иногда еще как смеялся. Вот, помню, двадцатые годы... Рукоположил он одного повара во диакона. (А тогда желающих принять сан почти не было.) И вот первая служба с новым диаконом. Всенощная под какой-то богородичный праздник. Значит, вчера он еще был повар, а сегодня — диакон. И вот выносит он Евангелие на амвон и возглашает прокимен: "Помяну имя Твое во всяком роде и роде". После этого следует говорить стих: "Отрыгну сердце мое слово благо". А стих-то наш бывший повар от волнения забыл... Только сказал громким голосом: "Отрыгну..." И умолк... И стоит на амвоне с Евангелием на вытянутых руках.... Так, я помню, владыка Феодор на кафедре посреди церкви прямо трясся от смеха...

История с этим поваром напоминает мне случай с другим совместителем. Дело было примерно в то же время — в двадцатых годах. Это — рассказ покойного Михаила Николаевича Ярославского, который в молодости был старшим иподиаконом у архиепископа Серафима Угличского (Самойловича).

Так вот, служил как-то архиепископ Серафим в селе Никола-Топор. А тамошний диакон по совместительству был еще и счетоводом в какой-то местной конторе. На всенощной он не так произнес титул служащего архиерея. А когда присутствовавший там благочинный сделал ему выговор за ошибку, то диакон простодушно сказал:

— Ну, что вы, отец протоиерей... Ведь это не бухгалтерия, здесь особая-то точность не нужна...

И еще рассказ М.Н Ярославского.

В церкви одного села неподалеку от Углича псаломщиком был житель деревни, которая находилась за несколько верст от храма, так что приходилось ему к службе ездить на лошади. (Благо тогда еще у мужиков лошади были.) Никаких певчих там и в помине не было, на клиросе псаломщик пел один.

И вот как-то диакон на амвоне произносил заупокойную ектенью, и пока он перечислял множество имен, псаломщик задремал.

— ...и о еже проститися им всякому прегрешению вольному же и невольному...

Не слыша с клироса "Господи, помилуй", диакон повернулся и увидел, что псаломщик дремлет. Тогда он подошел к спящему и слегка потрогал его за плечо... Тот пробудился и вскричал на весь храм:

— Тпру!.. Где вожжи-то?

С Михаилом Николаевичем Ярославским я познакомился в 1980-м — в год принятия священного сана. Тогда он был главным бухгалтером Ярославской епархии. С первого взгляда поразил меня его облик — высокий, худой, прямой... А главное, лицо — ум, доброта, благородство. Такие лица часто встречались в старой России, а теперь перевелись. Все предки его с отцовской и материнской стороны — священники. (Кстати сказать, старший брат М.Н. — Сергий, в монашестве Кассиан, долгое время был архиереем в Костроме.) Я горжусь тем, что был в числе тех священников, к кому покойный Михаил Николаевич благоволил и кого дарил своей дружбой.

В 1983 году я записал на диктофон его воспоминания об Архиепископе Угличском Серафиме (Самойловиче). В его рассказе есть эпизоды, которые вполне могут быть отнесены к жанру "Мелочи архиерейской жизни". Впрочем, это такие "мелочи", которые не могли бы и пригрезиться ни самому Лескову, и никому из его современников.

Итак, документальный рассказ М.Н.Ярославского.

"В двадцать девятом году сидел я в Кеми, в пересылке, работал там на лесопильном заводе... А там тогда много духовенства сидело. Был там с нами Владыка Нектарий (Трезвинский), викарий Вятской епархи, епископ, по-моему, Яранский... Он был одно время наместником Александро-Невской лавры. Встретился с ним там, в кемском пересыльном пункте. Смотрю, кто-то в духовной одежде, в подрясничке, в скуфеечке, сапоги, — колет лед у нашей столовой, у кухни лагерной. А вообще-то у нас архиереи все больше с метелочками ходили, разметали снег на панелях. Ну, лопаткой немножко... А тут вижу, какое-то духовное лицо так старается, колет лед... Я его спросил: "Батюшка, вы в каком сане будете?" "А вам, — говорит, — какое дело?" "Да я, — говорю, — сам из духовных немножко... Правда, я не духовный сам-то... Но сын священника, был иподиаконом у Владыки Серафима..." "А, — говорит, — из Углича, значит?" Оказывается, он многих там знает... "А я, — говорит, — иеродиакон". Ну, так я его и звал — "отец иеродиакон". Были у нас хорошие с ним, дружеские отношения... Шутили мы с ним иногда. Духовенство тогда находилось почти все вместе, в одном бараке. Правда, там и другие были, гражданские лица... Великим Постом песнопения мы пели — "Покаяния отверзи ми двери", "На реках Вавилонских"... И вот этот мой знакомый "отец иеродиакон" управлял нашим хором. И я помню, какой-то Владыка ошибся, а он ему кулак к носу подносит. Я после ему говорю: "Ведь это неудобно, отец иеродиакон, так с архиереем-то обращаться". "А что же он? Уж взялся петь, так пой". И так дожили мы, это зимой было дело, до весны. Весной убирают снег. А я стоял и разговаривал с одним священником, заключенный тоже, конечно. Сторожем он был. Разговариваю я с ним, а там везут на санках снег. И сзади мой знакомый "иеродиакон" лопатой этот снег подпирает. А мой знакомый сторож, батюшка, кланяется и говорит: "Здравствуйте, Владыка". А я говорю: "Который же тут Владыка?" А он: "С лопатой-то". Я ему: "Так это же иеродиакон". "Что ты?" — говорит. "Так я ж, — говорю, — его знаю". "А я, — говорит, — с ним рядом сплю". Так я смутился... На обратном пути, когда они с санками возвращались, этот батюшка говорит: "Владыка, что же вы невинных людей в заблуждение вводите?" А он улыбается... Действительно, архиерей... И стал я от него бегать... Как увижу, что идет Владыка Нектарий, так я от него бегом... А потом как-то встретился с ним нос к носу, бежать уже некуда... "Владыка, простите меня... что я вас называл иеродиаконом... Вы ведь меня ввели в заблуждение..." А он: "А почему ты решил, что я действительно иеродиакон, не посомневался?" "Да вот вы уж очень работаете-то не по-архиерейски... Архиереи так не работают..." "Да они все лодыри", — говорит... А потом оказывается, уже я после слышал от своего двоюродного брата протоиерея Державина Александра Михайловича, московского протоиерея, а его, Владыки, товарища по академии, что он потонул... Его сделали доставщиком посылок на Соловецкий остров... Наверное,даже жулье его и толкнуло... Утонул в Белом море... Сидел там с нами епископ Глеб, по-моему, фамилия — Покровский. Викарий Рязанской епархии, епископ Михайловский... Было это вскоре после моего прибытия в Кемь... Однажды возвращаюсь я с работы в барак, смотрю, все духовенство какое-то такое напряженное... Задумчивое такое... О чем-то тут говорят... Я спрашиваю: "Что такое?" "Владыку Глеба освобождают. И он не знает, куда ехать. Послал Митрополиту Сергию телеграмму, куда он может, какой ему город избрать — ответа нет". И я говорю Владыке Глебу: "Владыка, а возьмите Кашин. Этот город недалеко под Москвою, на железной дороге. Владыка Иосиф из Кашина переведен в Могилев. Я знаю, епархия... кафедра там свободна..." А Владыка: "А куда я поеду-то там? Где я остановлюсь?" "А мой брат, — говорю, — там в семинарии учился. Я вам дам адрес. Отец Сергий Соколов, священник Ильинской церкви. Найдете там". Он опять послал телеграмму Митрополиту Сергию, может ли избрать Кашин. В ответ получил: "Не возражаю". И поехал в Кашин. И после я получаю от брата своего письмо. Пишет: "Отец Сергий (это бывший его квартирный хозяин) шлет тебе благодарность за то, что ты порекомендовал Владыке Глебу поехать к ним в Кашин". Владыка явился как раз в день его именин... И так все были довольны... Владыка Глеб так и жил потом у него на квартире... Но официально Кашинским епископом, кажется, он так и не стал. Какая его судьба дальнейшая, я не знаю. Да... А как новый этап к нам пригонят, мы все спрашивали священников, да и дьяконов, как там на воле? Молятся ли за советскую власть? Помню, отец Александр, архимандрит, настоятель Семиезерной пустыни из Казани... Я с ним был несколько знаком. Разговаривал с ним нередко... И вот этот архимандрит Александр, помню, когда его спросили: