Арнольд Дейч. Вербовщик Божьей милостью - Александр Юльевич Бондаренко

слишком близок к рычагам власти, то Сталин решил сменить палачей, не меняя своей политики. Тот, на кого пал жребий стать преемником Ягоды, был Николай Ежов, которого Сталин за несколько лет до этого «подсадил» в ЦК партии в качестве его секретаря и главы отдела кадров, от которого зависело очень многое. На своём посту Ежов, по сути, занимался деятельностью, параллельной ОГПУ, подчиняясь непосредственно Сталину[257].

Ежов, словно понимая, что времени ему отведено совсем немного, поспешил оправдать и своё назначение, и своё «почётное прозвище», как бы присвоенное народом, в результате чего понятие «1937 год» стало именем нарицательным.

В конце января того самого 1937 года состоялся процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» – столь оригинальное название было выбрано потому, что «по легенде» центр этот действовал одновременно, то есть параллельно, с разгромленным ранее «троцкистско-зиновьевским центром». Так как это судилище продолжало всё ту же политику, его нарекли «Второй московский процесс». Правда, фигуры на скамье подсудимых оказались масштабом поменьше, чем ранее, – Георгий Пятаков, Карл Радек[258] и другие. Не то чтобы первый процесс вычерпал большинство основных деятелей, скорее просто нельзя было убирать сразу всю «ленинскую гвардию». Поэтому, при тех же самых обвинениях, приговор был вынесен несколько мягче – правда, не для всех, а лишь для троих, в числе которых оказался и Радек, – они получили по 10 лет, остальных же тринадцать человек расстреляли…

Месяц спустя в Москве открылся пленум Центрального комитета ВКП(б), на котором в том числе обсуждались доклад Сталина «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников в парторганизациях» и выступления Вячеслава Молотова и Лазаря Кагановича на тему «Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов». «Шпионы и вредители, сказал Сталин, проникли во все или почти во “все наши организации, как хозяйственные, так и административные и партийные”, причём и “на некоторые ответственные посты”. Некоторые же “руководящие товарищи, как в центре, так и на местах… нередко сами содействовали продвижению агентов иностранных государств на те или иные ответственные посты”. Они “не сумели разглядеть настоящее лицо врагов народа”, не заметили и превращения троцкистов “из политического течения” в “разбойников с большой дороги”. В отличие от времён “шахтинского дела”, когда обвинялись только буржуазные специалисты, теперь вредителями объявляли “большей частью людей партийных, с партийным билетом в кармане”. […] Пленум дал новый стимул репрессивной политике. Репрессии затронули практически весь руководящий партийный, государственный, хозяйственный и военный аппарат высшего и среднего звена»[259].

Тем временем, однако, «ежовые рукавицы» нового наркома подбирались и к сотрудникам вверенного ему ведомства. «План физического уничтожения всех сотрудников НКВД, кто знал зловещую закулисную сторону московских процессов, был разработан Сталиным и Ежовым с тщательностью, достойной военной операции… Те без малого три сотни “своих людей”, что Ежов привёл за собой из ЦК, были назначены помощниками начальников управлений НКВД в Москве и на периферии. Приток новых кадров официально объяснялся желанием Политбюро “поднять работу НКВД на ещё более высокий (!) уровень”. В действительности новые люди понадобились для того, чтобы в дальнейшем заменить прежних сотрудников НКВД, намеченных к ликвидации.

Несколько месяцев Ежов и руководящие кадры, оставшиеся после Ягоды, работали в кажущемся согласии. Ежову они всё ещё были необходимы – шла подготовка ко второму московскому процессу, требовалось обучать новых людей искусству ведения следствия. К исполнению сталинского плана Ежов приступил уже после второго процесса»[260].

Вне всякого сомнения, «Швед» был человеком очень осведомлённым, однако стопроцентно доверять его утверждениям и выводам мы бы не рекомендовали. Вышеприведённый фрагмент поставить под сомнение мы не можем, скорее всего, всё было именно так, а вот в тех главах, что посвящены убийству Сергея Кирова, не всё соответствует истине, пропущены весьма существенные моменты. Однако подробно разбирать книгу мы не будем, это не наша задача, а просто предупреждаем вдумчивого читателя.

Итак, в «конторе» началось избиение кадров. 18 марта 1937 года «Н.И. Ежов, выступая на собрании руководящих работников НКВД, подверг резкой критике своего предшественника Г.Г. Ягоду (арестован 28.3.1937), обвинив его в том, что тот был в своё время агентом царской полиции, вором и растратчиком. Вслед за этим последовала чистка аппарата НКВД от старых кадров. В течение 1937 г. был арестован 71 руководящий работник НКВД»[261]. Но ведь Ягода с конца 1919 года был на руководящих постах в ВЧК – и что, никто не удосужился поглубже познакомиться с его биографией, прежде чем выдвигать его на эти посты? И как потом, за почти двадцать лет работы в органах, среди людей «с горячим сердцем и чистыми руками», никто не разглядел в нём «вора и растратчика», да ещё и полицейского агента в прошлом? Как-то всё это сомнительно.

Но тут стало явно не до Ягоды, и поэтому ему почти год пришлось прозябать в тюрьме в ожидании суда и расстрела – всё равно ведь было ясно, каким будет финал. Зато где-то с апреля всё того же года начались массовые аресты среди действующего высшего командного состава РККА. А в результате 11 июля 1937 года Маршала Советского Союза Михаила Тухачевского[262], а с ним семерых командармов 1-го и 2-го рангов и комкоров обвинили в «военно-фашистском заговоре», в шпионаже и вредительстве, в принадлежности к «троцкистско-зиновьевскому блоку» и прочей ереси… Хотя и есть некоторые подозрения относительно бонапартистских устремлений «красного маршала», но в том, в чём его обвиняли, он точно виноват не был, а про то, чего ему действительно можно было бы поставить в вину, предпочитали не говорить. На закрытом заседании Специального судебного присутствия Верховного суда СССР все обвиняемые были приговорены к расстрелу. А 17 июля потрудившиеся на славу нарком внутренних дел Николай Ежов, прокурор СССР Андрей Вышинский и председатель Военной коллегии Верховного суда СССР Василий Ульрих были награждены орденами Ленина. Самая высокая государственная награда призывала своих «свежих кавалеров» к новым «трудовым успехам».

Вот на какое замечание генерала П.А. Судоплатова нам хочется обратить внимание:

До прихода Ежова в НКВД там не было подразделения, занимавшегося следствием, то есть следственной части. Оперработник при Дзержинском (а также и Менжинском), работая с агентами и осведомителями курируемого участка, должен был сам вести следствие, допросы, готовить обвинительное заключение. При Ежове и Берии была создана специальная следственная часть, которая буквально выбивала показания у арестованных о «преступной деятельности», не имевшие ничего общего с реальной действительностью.

Оперативные работники, курировавшие конкретные объекты промышленности и госаппарата, имели более или менее ясные представления о кадрах этих учреждений и организаций. Пришедшие же по партпризыву, преимущественно молодые без жизненного опыта кадры следственной части с самого начала оказались вовлечёнными в порочный круг. Они оперировали признаниями, выбитыми у подследственных. Не зная