Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов

начались молебствия и сразу случаться стали чудеса: уже в первый день один слепец обрел зрение. Обретенная икона, как выяснилось впоследствии, являлась списком с чудотворной иконы Богоматери, написанной по преданию Евангелистом Лукой, называвшейся Одигитрией (Путеводительницей) и находившейся в Константинополе во Влахернском храме.

По распоряжению архиепископа и местных властей с иконы была сделана копия (список), который вместе с обширным сопроводительным посланием был отправлен в Москву, Царю Иоанну Васильевичу. Ответ последовал незамедлительно: на месте обретения иконы построить храм во имя новоявленной иконы, устроить женский монастырь для сорока инокинь, где и поместить икону. Так в 1579 году и возник Казанский женский монастырь в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы. Девочка Матрона приняла в нем постриг с именем Мавры, а со временем стала настоятельницей сего монастыря[379]…

Иоанна Васильевича волновала не только проблема духовного обустройства новых подданных и новоприобретенных земель. Надо было обустроить, «обиходить» уклад жизни всей страны, вышедшей теперь на дорогу своего вселенского христианского служения. И Царь – как поводырь народа и как перед Богом первый ответчик – должен денно и нощно о том печься, должен стать поводырем и первым примером.

Идеи христианской любви, прощения и согласия владели душой Иоанна все первые годы после воцарения. Эти настроения не только породили такие примечательные явления, как земский «Собор примирения» 1549 года, но еще более известный Стоглавый собор, проходивший в феврале – мае 1551 года. Он был созван от имени Митрополита Макария и на нем присутствовал весь епископат (девять иерархов), многие архимандриты, игумены, пустынники и «старцы духовные». Общее количество участников не известно, но известно, что собор торжественно открылся 23 февраля в царских палатах, где и проходили все его заседания.

Как часто бывает в Русской истории, о некоторых событиях вроде хорошо известно, но при ближайшем рассмотрении выясняется удивительная скудость сведений, на которых базируются знания о них. Так случилось и в данном случае. О Стоглавом соборе пишут и говорят уже несколько веков, притом, что летописи того периода вообще о нем не упоминают. Однако сохранился результат деяний этого собора – знаменитые «сто глав», от названия которых он и получил свое имя в истории.

Надобность собора Царь и Митрополит видели в том, чтобы путем соборного решения, «умом достойнейших», преодолеть нестроения церковные, укрепить нравственные представления и в клире, и среди мирян, чем упрочить положение и Церкви, а следовательно – и государства. Церковь сама была не в силах преодолеть совокупность бед: еретические соблазны, нарушение обрядовости – некоторые прихожане не умели даже правильно креститься! – невежество священников и моральное непотребство священнической среды. На помощь Церкви должна была прийти власть Царская. И она пришла.

Главным «действующим лицом» на соборе явился Царь. Он открывал Собор и обратился к нему с двумя речами: устной и письменной, поданной вслед за первой, прочитанной перед всеми собравшимися. Деятельность собора протекала по следующему «сценарию»: участникам зачитывались вопросы Царя, на которые давались ответы. Все эти материалы были занесены в сборник под названием «Стоглав».

Царь, открывая собор, обратился с проникновенной речью, в которой повторил некоторые свои мысли, прозвучавшие еще на «соборе примирения», в данном случае значительно расширенные и дополненные. Иоанн говорил, а не читал, что свидетельствовало о том, что он озвучивал не чьи-то представления, а выражал именно свои убеждения. Как явствует из описания, Самодержец «воззрел на всех», «светлым воззрением и веселым лицом». Он испытывал радость от патетического момента, когда станет отцам духовным пособником в благоустройстве Царства, «церквей Божиих» и «устроении всего православного хрестьянства».

В связи со Стоглавым собором невольно возникает одна историческая аналогия, придающая ему общеисторический духовно-православный контекст. Имеется в виду Первый Вселенский собор, состоявшийся в Империи Константина, в городе Никее, в 325 году. Масштабы задач и цели этих соборов были совершенно различными. Но при ближайшем рассмотрении у этих двух событий можно обнаружить известную сущностную перекличку.

По личной инициативе Император Константин созвал Отцов Церкви, которые заседали в императорском дворце и все издержки по проведению Собора оплачивались из императорской казны. То же самое наблюдалось и во время проведения Стоглавого собора. Одной только внешней схожестью двух знаменательных событий дело не ограничивалось.

Вселенский собор в Никее созван был имперской властью, чтобы выработать вероопределение – Символ Веры, чтобы коллегиальной мудростью решить вопросы единства в утверждавшейся в Римской Империи Церкви Христовой, ликвидировать разноголосицу в суждениях и сокрушить еретические поползновения. «Не медлите, – восклицал Константин, – о други, служители Божии и рабы общего нашего Владыки Спасителя! Не медлите рассмотреть причины вашего расхождения в самом их начале и разрешить все спорные вопросы мирными постановлениями. Через это вы совершите угодное Богу и доставите величайшую радость мне, вашему сослужителю»[380].

Именно Император Константин предложил внести в вероопределение греческое слово «омоусиос» (единосущной), что выбивало почву из-под ног у главных возмутителей церковного спокойствия, группировавшихся вокруг пресвитера Ария из Александрии, разделявшего нераздельные и неслиянные Лица Святой Троицы. Суть арианской ереси состояла в том, что Сын Божий не рожден от вечности из существа Отца, а сотворен Богом во времени, как высшее творение. Он выше всех тварных существ, но не равен Отцу, а называется Богом, так как выражает Божественное совершенство. В силу этого лукавого мудрствования, ариане отрицали догмат искупления, фактически ниспровергая все христианство. Грехопадением человек нанес оскорбление Богу – Существу Бесконечному, и для искупления первородного греха нужна бесконечная жертва. А раз Иисус не равен Богу, то Он и не мог явиться искупителем рода человеческого.

Император бросил на чашу церковного спокойствия весь свой могучий авторитет и добился того, что в Символе Веры после слов «от Отца рожденного», говорилось: «несотворенного, единосущного Отцу». Как выразился историк Церкви, внутрицерковный «пожар был залит водой власти»[381]. Арий, не признававший авторитета Отцов Церкви, вынужден был склониться перед волей Императора и подписал Символ. Правда, потом он попытался снова начать пропагандировать свои раскольнические заблуждения, но Император немедленно отреагировал: Арий был отправлен в ссылку на далекую окраину Римской Империи.

Догматическое постановление Первого Вселенского собора было объявлено в форме двух указов: от лица Собора и от лица Императора. Власть светская встала на защиту единства Церкви в самой ранней фазе своей христианизации, когда сам Император Константин еще и не принял Святого Крещения[382]. Тем же путем следовал через тысячу двести лет после Константина и Первый Русский Царь, рожденный, крещенный и воспитанный в лоне Православия.

По справедливому наблюдению одного из исследователей, Первый Царь никогда не претендовал «на исполнение обязанностей церковного Первоиерарха. А ведь в XVI веке в Европе уже были такие прецеденты. Например, английский король Генрих VIII, разорвав отношения с Ватиканом, объявил главой церкви в Англии самого себя, и до сих пор английские