Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви - Эмилия Викторовна Углова

при свете пылающей крыши на разноцветных листках какой-то немецкой квитанционной книжки, попавшейся под руку, написал заметку: «Наши войска ворвались в Крым!»

Он описал все, что видел в бою, назвал 12 матросов, храбро сражавшихся вместе с ним. Заметку завернул в тонкую противоипритную палатку, чтобы бумага не размокла в воде, отдал связному, и тот увез ее на последнем мотоботе, отчалившем на Тамань.

Газета «Знамя Родины» опубликовала драгоценные сведения: «В ночь на 1-е ноября. Берег Крыма». (Материал доставлен связным рядовым И. Сидоренко.) А в штабе на Большой земле напряженно ждали сообщений от десантников, а они не поступали. О судьбах десанта неоднократно запрашивала Москва. В штабе Маршал Советского Союза, командующий фронтом, ждал донесений. Полковник Гладков вернулся, не достигнув берега Крыма. Вернулся на разбитом сторожевом катере. Вернулся с раненым и убитым начальником переправочных средств, героем Советского Союза Сипягиным. Полковник Гладков не мог ответить маршалу, высадились наши войска на крымский берег или нет.

Дежурный офицер отрапортовал: «На проводе ставка Верховного Главнокомандования. Запрашивают, высадились ли наши войска в Крым?» Повисла тяжелая тишина. И вдруг входит высокий молодой полковник. В поднятой руке его белеет газета. «Ура, товарищи! Наши на том берегу!» Маршал поднялся и торопливо пошел в аппаратную. «Товарищ Сталин, наши войска ворвались в Крым. Ворвались и успешно продвигаются вперед». Секунды три было молчание, затем в трубке раздался знакомый голос Сталина: «Кто доложил о высадке нашего десанта в Крыму?». «Корреспондент газеты “Знамя Родины”, майор Борзенко. Он высадился с десантом 318 новороссийской стрелковой дивизии на крымской земле и сообщил об этом, товарищ Сталин». «Полковник Борзенко», – поправил Сталин и положил трубку.

– Так я и стал полковником, – улыбаясь, закончил свой рассказ Сергей Александрович.

Сергей Александрович много рассказывал о войне, о написанных военных очерках и книгах. Больше всего он говорил не о себе, а о других. Он прошел длинные дороги войны, не прячась от опасности, жил с солдатами одним дыханием.

С Сергеем Александровичем мы виделись почти каждый день. Федор Григорьевич заходил к нему в палату после утреннего обхода, а я работала в то время в Институте пульмонологии младшим научным сотрудником и тоже заходила к нему, приносила ему какую-нибудь передачу, свои испеченные пирожки и прочее.

Мы подружились с ним. Он был интересным собеседником. Много рассказывал о себе, об участии в военных действиях. Сергей Александрович всегда радостно встречал меня, говорил мне комплименты, обязательно обращал внимание на то, какая у меня красивая кофточка или туфли. Прощаясь, Федор Григорьевич всегда говорил: «Будьте здоровы!» От Сергея Александровича мы слышали при прощании непривычное: «Будьте счастливы!» Я не понимала, почему он так говорит, ведь здоровье – это главное в жизни. Потом поняла, что без доброго здоровья счастья не бывает.

* * *

Наблюдая за работой медперсонала, за тяжелой работой хирургов, Сергей Александрович часто говорил Федору Григорьевичу:

– Пишите о своей работе, как вы стали хирургом, какие помните случаи из вашей хирургической практики.

– Да не умею я писать, кроме своих научных работ, – отказывался Федор Григорьевич. – Я только могу писать научные труды, монографии.

– Нет, пишите свои воспоминания, как сможете, так и пишите. За вас никто лучше не напишет, даже Лев Толстой.

И каждый раз, когда Федор Григорьевич заходил в одноместную палату Сергея Александровича, тот обязательно спрашивал: «Ну, вы начали писать?» «Да нет, пока не знаю, с чего начать», – смущенно отвечал Федор Григорьевич. «Начните со своих детских лет, о жизни в Сибири, о том, как вы мечтали стать хирургом. Все, что помните – пишите, а я буду читать и подсказывать вам или что-то поправлять как журналист».

И Федор Григорьевич начал писать. Писал вечерами. Написанные первые листы своих воспоминаний он читал сначала мне, а потом относил Сергею Александровичу.

На выходные дни мы забирали Сергея Александровича с собой на дачу. Погода была осенняя, с частыми туманами и дождями. Мы растапливали камин, смотрели на огонь, который притягивал к себе, потрескивали дрова, было уютно, и мы подолгу беседовали.

«А как назвать книгу?» – спросил Федор Григорьевич. Сергей Александрович задумался и сказал: «Пока это не важно, пусть будет название “Мои воспоминания”, а потом что-нибудь придумаем». Он с удовольствием читал первые листы первой книги Федора Григорьевича. Он поторапливал, боялся, если уедет, то Федор Григорьевич может приостановить свои записи, пока сам не увлечется работой.

В Институте пульмонологии Сергею Александровичу с каждым днем становилось все лучше и лучше. На вопрос: «Как вы себя чувствуете?» – он всегда отвечал: «Прекрасно!» Но все же оставалось беспокойство, что не снижалась СОЭ (скорость оседания эритроцитов). Это свидетельствовало о наличии воспалительного процесса, о снижении защитных функций в организме, и Федор Григорьевич продолжал подвергать Сергея Александровича обследованию и лечению. А Сергея Александрович все больше вникал в жизнь клиники. Его интересовало все, что касалось института и клиники (наверное, привычка журналиста): «Великолепную клинику построили. Все продумано, и оборудование у вас первоклассное».

Федор Григорьевич объяснил, что в клинике была острая необходимость. Раньше не было подходящих условий для сложных операций. Больница была основана 125 лет назад, когда операции по поводу грыжи и аппендицита считались опасными и сопровождались высокой смертностью. Резекция желудка совсем не производилась. А теперь проводятся операции на легких и сердце. «Это все равно что заводу вместо зажигалок пришлось бы выпускать блюминги», – заметил Федор Григорьевич.

Сотрудники клиники мечтали поскорее переселиться в новую клинику и поэтому приходили по субботам работать на строительной площадке: убирали мусор, приводили в порядок строительные материалы. Следить за работой строительства Спиридонов поручил председателю горисполкома – Сизову Александру Александровичу, который контролировал все действия и ежедневно докладывал о них на утренних «летучках». Александр Александрович всю войну прошел простым солдатом. На посту председателя Ленинградского горисполкома он отличался чуткостью, добротой к людям и пользовался у них уважением и любовью.

Однажды Сизов зашел в клинику к Федору Григорьевичу и сказал, что у него появились сжимающие боли за грудиной, отдающие в левую лопатку и левую руку. Федор Григорьевич распорядился обследовать его. При обследовании на электрокардиограмме оказались признаки выраженной коронарной недостаточности. «Интересно, что за причина этих изменений?» – подумал Федор Григорьевич и спросил у Сизова, когда и после чего появились эти боли.

– Переутомился, наверное, много работаю, даже пообедать нормально не удается.

Федор Григорьевич предложил Александру Александровичу лечь в клинику, чтобы выявить причину ишемии (сужения) коронарных артерий и заодно сделать ему загрудинную новокаиновую блокаду. Федор Григорьевич в совершенстве владел новокаиновыми блокадами любой локализации.

Сизов сказал, что должен обсудить этот вопрос в своей ведомственной больнице. Врачи ведомственной больницы не