Танкисты. Книга вторая - Коллектив авторов

стал палить из пистолета в воздух, и его даже пришлось связать. Лет через десять после войны я его случайно встретил на вокзале. Пригласил выпить за встречу, но он категорически отказался, видно, он только на войне пил.

Но дня через три нас вдруг подняли по тревоге – оказалось, что крупная немецкая группировка пыталась прорваться из окружения, и нас отправили на её ликвидацию. Немцы, когда увидели наши танки, сразу поняли, что сопротивляться бесполезно, и стали сдаваться. А нескольких человек, которые попытались оказать сопротивление, наши пехотинцы-десантники догнали и закололи штыками.

– Если позволите, я задам несколько бытовых вопросов. Как приходилось питаться танкистам?

– Питались мы на фронте хорошо. Уже после форсирования Вислы наступление набрало такой темп, что кухни просто не поспевали за войсками, но нас это не смущало. Мы получали сухой паёк, а когда он заканчивался, разживались тем, что оставалось во взятых городах. Например, в одном местечке мы наткнулись на разбитый консервный завод и набрали там продовольствия на несколько дней. Я хорошо запомнил продуктовые трофеи в Германии: литровая банка, а в ней замаринована целая курица. Очень вкусное мясо! Так что с едой у нас проблем не было.

– Где приходилось спать?

– В основном ночевали прямо в танках, потому что в них тепло и сухо. К тому же у нас имелось тёплое обмундирование, так что спалось нам здорово. И только во время длительных передышек между боями останавливались у местного населения, но такое случалось крайне редко.

– Как проводили время отдыха?

– К нам довольно часто приезжали московские ансамбли. Весь полк собирали на поляне, там сооружали сцену и проводили выступления. Но после перехода государственной границы концертные бригады стали приезжать реже. Они просто не успевали за нами, так быстро мы наступали.

– Вы писали домой письма?

– Конечно. После того как в 1943 году мои родители узнали, что я жив и здоров, мы постоянно держали связь. Из армии я часто писал домой, раз в две недели точно. Причем старался писать красивые письма. Мои родители очень гордились тем, что их сын служит в армии, и каждое моё послание показывали всем односельчанам. Из нашего села всего три человека попали на фронт, а всю остальную молодёжь угнали в Германию. Так что у родителей имелся веский повод для гордости.

– С женщинами на фронте приходилось общаться?

– У нас в полку женщин не было. Но я тогда ими и не особо интересовался, ведь совсем юный был, даже не брился ещё. А вот почти у всех офицеров имелись ППЖ – походно-полевые жёны из числа работниц медсанбатов и госпиталей. Уже после войны к командирам стали приезжать законные жёны, так любовницы уезжать не хотели.

– Как обстояло дело с алкоголем на передовой?

– Нам всегда выдавали наркомовскую норму, это я хорошо помню. Но сказать, чтобы кто-то сильно напивался, я не могу. Например, у нас в танке всегда имелась целая канистра спирта, но в боевых условиях к нему никто не притрагивался. Ведь когда человек выпивает, то забывает об опасности, расхолаживается, а на войне такое расслабление может стоить жизни.

– Случаев отравления не было?

– Я припоминаю, что такое однажды произошло в нашем корпусе. Танкисты увезли со спиртзавода бочку со спиртом, припрятали её. После войны вернулись за своим трофеем, выпили, и все погибли от отравления… Спирт оказался этиловым.

– Насколько донимали вши?

– У нас такой проблемы не было, потому что их отпугивал запах солярки, которым мы были пропитаны с головы до ног. Но для профилактики мы всё равно проходили санитарную обработку.

Замполит полка Бирман

– Как на фронте относились к религии?

– Среди бойцов постарше были верующие. Они молились перед сражением. А во время боя у многих, и у верующих и у атеистов, вырывались фразы «Спаси, Господи!»

– Как проводилась политработа?

– В перерывах между боями нас собирали политруки. На политзанятиях мы иногда разбирали ошибки, совершённые во время боя, но в основном слушали информацию о том, что происходило в тылу или на других фронтах.

– Как вы относитесь к Сталину?

– Оцениваю его очень высоко. В войне он сыграл большую роль. Конечно, вначале он сплоховал, понадеялся на договор о ненападении, но в целом действовал твёрдо и решительно. Быстрое восстановление страны после войны – это тоже его заслуга.

– С особистами сталкиваться приходилось?

– Моя единственная встреча с работниками особого отдела состоялась перед отправкой на фронт. Мы уже получили танки и вот-вот должны были тронуться. Ночью нас по одному стали вызывать в особый отдел. Задали несколько вопросов о родителях, о настроении, и всё.

– Чего больше всего боялись на фронте?

– Я попал на войну в таком возрасте, когда ничего не боишься. Я даже и не думал о том, что меня могут убить или ранить. Вот плена я опасался. Как-то во время отдыха я стоял на посту у танка. Всю ночь я проявлял максимальную бдительность: постоянно крутил головой и прислушивался к малейшим шорохам в темноте, и тому была веская причина. Незадолго до этого у нас в полку немцы ночью угнали танк. Механик-водитель украденного танка ночью прилёг на тёплую переднюю броню и уснул там. Немцы связали его и увезли вместе с танком. К слову сказать, потом мы эту машину встретили на улицах Берлина и уничтожили её.

– С людьми каких национальностей вам довелось вместе воевать?

– Честно скажу, что во время войны национального вопроса у нас просто не существовало. Эта зараза появилась только после развала СССР, а до этого времени мы не делили друг друга на нации. Например, в моём экипаже служили украинец, таджик, белорус и я, русский. Командиром нашего полка был еврей Вайнруб, а замполитом – еврей Бирман. Много евреев служило в госпиталях и санбатах.

Офицеры полка с женами. 1945 год

– Во время войны, не было ли такого момента, когда вы сомневались в нашей победе?

– Лично я всегда верил, что мы одержим победу. Я состоял в комсомоле и свято верил в то, что врага мы непременно разобьём. К тому же азарт молодости не давал поводов для унылых мыслей о поражении.

– За время войны у вас не возникало ощущения, что мы воюем с неоправданно высокими потерями?

– Этот вопрос надо задавать пехотинцам, там людей гибло гораздо больше, чем в танковых войсках. Конечно, и у нас случались потери, но я не скажу, что они были огромными. О том, что война может вестись как-то по-другому, я, 18-летний сержант, тогда просто