Танкисты. Книга вторая - Коллектив авторов

время мы несли почётную службу – возили знамя полка. Командир полка видел, что я ещё не оправился после ранения, поэтому дал мне такую возможность набраться сил во втором эшелоне.

– Были ли у вас нормы расхода боекомплекта?

– Нет, такого я не помню. Мы стреляли столько, сколько было необходимо. За боекомплект отвечал командир танка, а экипаж во время передышек пополнял запас снарядов.

– Какие методы маскировки применялись?

– Зимой мы, как правило, белили танк известью, под цвет снега, а летом маскировали машину зелеными ветками. У нас также имелись большие маскировочные сети. Но применяли их нечасто, потому что они были слишком громоздкими и тяжёлыми.

– Какие бои вы можете выделить как самые сложные?

– Уличные бои в Кюстрине, Варшаве и Берлине. В городе сложно воевать из-за отсутствия пространства для манёвра. Здесь расстояние между воюющими сторонами минимальное, поэтому необходима высокая скорость реакции и точность стрельбы. От этого зависит твоя жизнь. К тому же в европейских городах очень узкие улицы, на которых невозможно развернуться, из-за чего часто происходили заторы, затруднявшие движение. Припоминаю, как в Варшаве во время уличного боя я видел маршала Жукова. Прямо посреди улицы горел танк, из-за которого образовалась пробка. Жуков стал стучать тростью по люку ближайшего танка, и, обматерив командира, приказал убрать с дороги подбитую технику.

– Вам приходилось применять личное оружие?

– У нас в танке, конечно, имелся «ППШ», но мы им не пользовались. А вот наш командир роты, Волошин, во время уличных боёв ходил между танками с «ТТ». Он здорово выпивал, и море становилось ему по колено. Тогда он покидал танк и кричал «Полундра», а немцы разбегались в стороны, как муравьи. И что интересно, его ни разу не ранило во время таких выходок. А лично мне пришлось применить личное оружие в Кюстрине. Мы только заехали в город, вначале все было тихо и спокойно, но когда местные жители осознали, что приехал враг, стали метаться. На наш танк целенаправленно бежала какая-то женщина. Чего она хотела, не знаю, но жизнь танкиста приучила нас к тому, что к машине подпускать кого-то ближе чем на 100 метров нельзя, это мы знали твёрдо. Я выстрелил в неё из пистолета, она упала. Но убил ли я её или только ранил, не знаю.

– Как складывались отношения с мирным населением?

– В целом как неплохие, но я запомнил одну удивительную особенность. Если сравнивать поляков и немцев, то вторые относились к нам лучше. Немцы понимали, что причинили нам много зла, поэтому старались угодить во всём. А вот поляки, проклиная и ругая фашистов, при этом держали камень за пазухой и против советской власти.

– Провокаций со стороны населения не было?

– Нет. Я припоминаю только один случай, который произошёл в Германии. Немцы отступили, мы заняли городок и стали размещаться на ночлег. Неожиданно из дома напротив выбежал немец в военной форме, запрыгнул в машину, стоявшую на обочине, и попытался скрыться. Мы среагировали мгновенно: развернули башню и вмазали по нему снарядом. Там только мокрое место и осталось…

– У вас были на фронте какие-либо трофеи?

– После перехода границы трофеев было много, но я этим делом особенно не занимался. Тогда я был совсем молодым и не знал цену вещам. Я мог соблазниться и взять что-то из съестного, например варенье. А вот бойцы постарше набирали скарб. В основном брали одежду: костюмы, пальто. Случалось, что у пленных забирали часы. В башне с обеих сторон имелись ниши, и вот в них танкисты и хранили свои трофеи.

– До мародёрства дело не доходило?

– Я такого не помню. Скажу, что среди танкистов такого явления не было. Может быть, такое случалось в пехоте, но у нас таких случаев не было. Дисциплину в этом плане поддерживали строго.

– Случалось ли вам наблюдать показательные расстрелы?

– Один раз пришлось. Уже после Победы из нашего полка сбежал один боец, еврей по национальности. Он сумел добраться в английскую зону оккупации Берлина, но англичане его немедленно выдали. Весь полк построили на плацу, а дезертира поставили возле вырытой ямы. Военный прокурор зачитал приговор, и автоматчики привели его в исполнение…

– Как относились к пленным?

– Нормально, потому что мы их уже не воспринимали как врагов. Бывало, они просили закурить, так мы никогда не отказывали. Случаев издевательств я не помню. Правда, однажды был случай, когда пленных расстреляли. Как-то в одном бою мы захватили человек пятнадцать немцев. Дали им сопровождающих из пехоты, но те довели их до ближайшего угла и расстреляли… Пехотинцы были злее нас, ведь им от немцев доставалось больше, поэтому они с пленными не особо и церемонились… На случай, если спросят, у них всегда имелся ответ – убиты при попытке к бегству. Но повторяю, такое я видел всего однажды.

– Вам приходилось видеть концлагеря?

– Да, однажды в Польше мы освободили смешанный лагерь для военнопленных. Но наших там не было, только американцы, французы и англичане. И надо вам сказать, что пленные там жили в очень хороших условиях, кругом чистота и порядок. Мне запомнилось, что офицерам даже сохранили форму. Когда мы освободили лагерь, все очень радовались, а американцы, увидев мой танк, подбежали к нему с криками «America! America!»

– Как вы можете оценить немцев как солдат?

– Насколько я понял, в немецкой армии очень сильно ощущалось разделение между простыми солдатами и офицерами. В период моего участия в войне немецкая армия уже плохо снабжалась, и я помню их суконные шинели, которые совсем не спасали от холода. Зато офицеры ходили в утеплённых кожаных плащах с меховыми воротниками. Но воевали немцы по-разному. Если на нашем пути встречались обычные линейные части, то они быстро сдавались, понимая, что сопротивление бесполезно. А вот головорезы из СС дрались до последнего.

– Где вы встретили День Победы?

– Победу я встретил в Берлине. Уличные бои уже угасали, мы двигались по улицам, практически не стреляя. На танке дошли до центральной площади Берлина – Александерплац. Там мы узнали о том, что гарнизон Берлина капитулировал. Началась стрельба в воздух, крики «Ура!» Я тоже вылез из танка и размахивал шлемом. Мимо проезжал фотограф, который так меня и запечатлел для газеты. У меня даже вырезка хранилась, но, к сожалению, куда-то потерялась.

После окончания боев нас вывели на окраину города, где расположили на постой. Там мы и узнали о конце войны. В тот день накрыли столы на поляне, привезли выпивку и гуляли до самого вечера. Я алкоголем никогда не увлекался, поэтому больше налегал на еду. А вот командир роты Волошин явно перебрал,