Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

То же подтверждают воспоминания старейшей прихожанки храма Т. А. Напалковой, ушедшей из жизни в 1998 году. Ее дед А. П. Напалков, будучи прихожанином храма Рождества Иоанна Предтечи, на собственные сбережения возвел северную и южную пристройки, расширившие внутреннее пространство трапезной. По его воспоминаниям, в 1890-е годы Виктор Михайлович Васнецов бывал в храме на Пресне, руководил стенописью. Однако следует отметить, что росписи здесь могли быть исполнены не собственноручно Васнецовым, а его последователями в 1895–1900 годах.

При всей самобытности звучания своих художественных решений Виктор Васнецов сохранял в них древние каноны религиозной живописи, основы искусства Византии и Древней Руси. Так, при работе во Владимирском соборе образцом для него являлись росписи Софии Киевской, мозаики собора Сан-Марко в Венеции, монументальные произведения в храмах на острове Торчелло (близ Венеции), в Равенне. Вместе с тем художник не стремился слепо следовать догматам. Он писал Адриану Прахову: «Боюсь, что какой бы то ни было гнет на мое воображение, умалит мой энтузиазм, с каким я берусь за столь высокую задачу…»; «…я опять ищу лик Христа – немалая задача, задача целых веков!»[397] Современники давали контрастные оценки живописи Владимирского собора. Но, например, Михаил Нестеров, один из ведущих отечественных живописцев рубежа XIX–XX веков, обращавшийся к религиозным сюжетам, о росписи Васнецова говорил так: «Там мечта живет, мечта о “русском ренессансе”, о возрождении давно забытого дивного искусства “Дионисиев”, “Андреев Рублевых”»[398].

Одно из центральных мест в сложной системе росписей занимает композиция «Эммануил в силах» отчасти каноничная, отчасти являющаяся новаторством художника, что свойственно в целом его религиозным произведениям. Виктор Васнецов, согласно древней иконографии, принятой в XI веке, изобразил Спаса Эммануила в виде отрока, отмеченного духовной зрелостью, с серьезным взглядом, широким лбом, волнистыми волосами. Но при сравнении его произведения с созданиями русской иконописи очевидна индивидуальность данного решения: и образа Спаса Эммануила, и символов евангелистов за ним, и условного фона – изображения небесной сферы. Не канонично расположение данной росписи в алтаре храма и ее цветовой строй. Однако в целом выражена суть данной иконографии – обращение к евангельскому повествованию о Рождестве Христа, как к исполнению пророчества Исаии: «Дева…родит сына, и нарекут имя Ему Эммануил, что значит: с нами Бог» (Мф. 1: 21–23).

По мнению Виктора Васнецова и его единомышленников, «храм как раз и был тем местом, где могло произойти “воссоединение” интеллигенции и народа. Объединяющей платформой для тех и других могло стать возрождавшееся церковное искусство, общедоступное и понятное всем, выражающее национальные верования и идеалы. В росписях собора он попытался воплотить свой эстетический идеал создания искусства большого стиля, вернувшегося из замкнутого мира коллекций и музеев в окружающую жизнь туда, где оно может служить массе простых людей в их повседневной жизни»[399].

Елизавете Мамонтовой из Киева в октябре 1889 года Виктор Васнецов писал о своем восприятии живописи «старых мастеров», и исходя из него, о цели творчества современных ему религиозных живописцев: «Как поражают в старинных художниках глубина, непосредственность и искренность изображения их, как они полно и небоязливо решают свои задачи. Откуда у них эта теплота, искренность и смелость? Не все же они гении! Загадку эту разрешить легко, если представить себе, что и в предшествующие века, и в век, современный художникам, все окружавшие его люди – великие и малые (просвещенные и невежественные), глубокие и простые, все веровали в то же, во что и художник, жили и питали свою душу теми же чаяниями. С какой любовной страстью строили они храмы, писали свои живописные поэмы, рубили целые миры из камня! И вся толпа волновалась, ждала и радовалась созданиям своих художников»[400].

Он ясно и образно выразил свое понимание идеи соборности, столь значимой и характерной для отечественного искусства, нашедшей новое яркое воплощение в религиозном творчестве рубежа XIX–XX веков, которое неотрывно как от глубоко символичного решения пространства православного храма, так и от духовной сути народной жизни при всей многогранности ее проявлений. «Так постепенно формируется “соборный идеал” Васнецова, основанный на идее “натуральной соборности человечества” по определению славянофилов, предполагающей глубочайшее межчеловеческое согласие – достояние людей, объединенных искренним служением истине, добру и красоте. Как и славянофилы, Васнецов глубоко верил в особый христианский и “всечеловеческий” характер русского народа и его культуры, верил, что “именно русскому художнику суждено найти образ Мирового Христа”. Эта вера была внутренним стимулом широкой и разносторонней художественной деятельности Васнецова, направленной на возвращение искусства народу, была его нравственным долгом, миссией, при исполнении которой он, как сказал о Васнецове поэт Райнер Мария Рильке, “будучи проще и смиреннее остальных, не решается… размышлять о собственной душе и ищет великую народную душу, общую для всех”»[401].

Именно воплощение народной души в искусстве, о чем так точно замечал Райнер Мария Рильке[402] в сборнике «Ворпсведе»[403], всегда было значимо для Виктора Васнецова. И именно этот духовный, религиозно-философский образ объясняет его общность с искусством Михаила Нестерова, также ярчайшего представителя православной отечественной живописи. Монументальная стенопись Виктора Васнецова в киевском соборе, и традиционная, и новаторская одновременно, построенная на синтезе традиций Византии, Древней Руси, итальянского Ренессанса, на сочетании художественного языка древней плоскостной живописи, академизма, реалистической школы, помноженных на самобытность восприятия и индивидуальность творческой манеры Виктора Михайловича. Она вызвала множество подражаний, творческих вариаций и компиляций, была достаточно сложна для критических оценок как на протяжении ХХ – начала XXI столетия, так и его современниками. Учитывая всю противоречивость высказываний об этом, Сергей Бартенев признавал исключительную силу психологического воздействия созданных образов и заключал: «В самом деле, надо согласиться или отвергнуть. А если отвергнуть, то нельзя оставаться тут, перед этими ликами. А куда бежать от них? Они врезались в память, взошли в душу, завладели сердцем»[404]. Подвижнический труд художника по праву получил широкое признание, а киевский собор Святого равноапостольного князя Владимира стал восприниматься как воплощение возрождения искусства Древней Руси, национального стиля, вневременных духовных основ, воспринимается так и ныне. Нельзя не согласиться с объективностью лаконичного суждения, опубликованного в 1900 году в журнале «Мир искусства»: «С Владимирским собором можно не соглашаться, но с ним надо считаться, как со значительным художественным произведением и выдающимся памятником современного русского религиозного сознания»[405].

Глава восьмая

Между Киевом, Москвой и Вятским краем

Его творчество, как все значительные явления, долгое время не получало признания, когда же оно было наконец оценено, вокруг имени Васнецова разгорелись небывало горячие споры: одни превозносили его до небес, другие отказывали ему во всяком значении[406].

И. Э. Грабарь

Еще продолжая трудиться над росписями в киевском соборе равноапостольного князя Владимира, Виктор Васнецов готовится