Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

Очень, очень радуюсь восстановлению старых добрых наших отношений. Дай Бог Вам многие лета здравствовать и энергично и бодро работать словом на пользу Русского Искусства.

Еще раз крепко жму Вашу руку, уважающий и преданный Вам В. Васнецов»[389].

Одним из самых неравнодушных очевидцев титанического труда художника в Киеве стал Николай Прахов, в 1880-е годы еще ребенок, десятилетия спустя он оставил подробные мемуары, да и в повседневной жизни нередко вспоминал яркие картины общения с художниками-«соборянами»: Виктором Васнецовым, Михаилом Врубелем, Михаилом Нестеровым. Однажды в частной беседе Николай Прахов сказал: «Мы заговорили о Врубеле…. но мне бы хотелось начать по старшинству, с Виктора Михайловича. Не будь его – и, разумеется, моего отца, – не было бы в Киеве ни Владимирского собора, ни отреставрированной Софии, ни росписей Кирилловской церкви»[390]. Николай Адрианович, как и его отец, был человеком всецело преданным своему делу – служению искусству. Во многом благодаря его общественной позиции в советские годы антирелигиозной пропаганды киевский Владимирский собор был спасен от разрушения. Когда в высших административных кругах возникла идея о сносе храма, Николай Адрианович Прахов, выражая свой протест, сказал, что снос недопустим, иначе архитектурный ансамбль «рухнет». Далекие от искусства чиновники поняли его буквально – опасаясь обрушения зданий, отказались от этого проекта[391].

После окончания росписей во Владимирском соборе споры вокруг монументальной живописи Виктора Васнецова не угасали, о чем свидетельствовали современники. Однако уже тогда для многих было ясно, что отразив свое время, произведения Виктора Васнецова приобрели вневременное звучание, расширив иконографический ряд значимых для отечественной истории и культуры персонажей. Когда сняли леса и в августе 1896 года в присутствии царской семьи и двора[392] собор был освящен, вокруг работы Васнецова разгорелись непримиримые споры.[393] «Его душа рвется к небу, но прикреплена к земле», – сказал о Васнецове его искренний почитатель отец Сергий Булгаков, безоговорочно принявший и давший высокую оценку его религиозной живописи. Успех васнецовских росписей был огромен. Им было посвящено множество научных исследований, публицистических статей, кратких заметок. В них видели начало возрождения русского религиозного искусства, а в Васнецове – «гениального провозвестника нового направления в религиозной живописи».

Даже один из самых строгих критиков художника, Сергей Маковский не мог отказать Виктору Васнецову ни в высоком профессионализме, ни в признании новаторства. «Новый дух прорывается везде в образах Васнецова. Он перетолковал художественные традиции по-своему со всей непокорностью самостоятельного таланта; совершил волшебство – узкие рамки школьной иконописи, мертвенной иконописи, как мертвенно все, что неподвижно веками, расширились. Открылись новые пути, невиданные области для религиозного воображения. Византийская живопись была до сих пор строго Церковной, в ней царило одно настроение беспорывной отвлеченности. Васнецов, соединив народный сказочный элемент с древними формами, вдохнул в византийское искусство новую жизнь. Наш народ – сказочник по натуре; он проникнут суеверием преданий и легенд, стремлением к чудесному. Глядя на образа Васнецова, понимаешь связь между русской сказкой и русской верой»[394].

Итак, при всей неоднозначности критических оценок стенопись киевского собора получила необыкновенную известность, неоднократно повторялась, копировалась и «перефразировалась» в конце XIX – начале XX века в храмах по всей России и за ее пределами. Во многом под влиянием росписей киевского Владимирского собора исполнена живопись московской церкви Рождества Иоанна Предтечи, что на Пресне, а также ряда других храмов златоглавой столицы. Сложно прийти к однозначному заключению, выполнял ли собственноручно Виктор Васнецов росписи в храме Рождества Иоанна Предтечи, разрабатывал ли эскизные решения. Эпистолярное наследие художника, как опубликованные, так и принадлежащие архивным собраниям письма, а также мемуары его современников не представляют фактических данных об этом.

Вместе с тем не подлежит сомнению, что в 1896 году Виктор Михайлович работал над эскизами монументальной живописи для Георгиевского храма Гусь-Хрустального. Вскоре им был написан для храма ряд полотен[395]. Трактовка образов обозначенных монументальных живописных композиций имеет много общего со стенописью храма Рождества Иоанна Предтечи. Следовательно, стенопись московского храма, бесспорно, исполнена под сильным и непосредственным воздействием искусства Виктора Васнецова, если и не им самим.

Предположительно, в стенописи церкви Рождества Иоанна Предтечи на Пресне были использованы эскизы Виктора Васнецова. На своде главного алтаря, в его центральной части, находится живописная композиция «Эммануил в силах». Первоначально исполненная на профессиональном художественном уровне, она была подвержена грубой записи в середине ХХ века. При этом предварительно не был укреплен красочный слой. В настоящее время после реставрационных работ – расчистки слоев авторской живописи, возможно сделать заключение, что это художественное решение близко композиции В. М. Васнецова «Единородный сын – Слово Божие», а также ее эскизному варианту «Бог-Слово»[396]. В стенописи четверике необходимо также выделить масштабные живописные композиции «Оплакивание» и «Господь Саваоф», размещенную на западной стене алтаря мозаику «Преддверие Рая», в которой нельзя не увидеть вариативное решение композиции Виктора Васнецова для Владимирского собора в Киеве. Трактовка «Оплакивания» звучит отголоском художественного решения плащаницы Васнецова.

Орнаментальные вставки в интерьере храма Рождества Иоанна Предтечи создают те небывалые, сказочные образы, которые столь известны в творчестве Виктора Васнецова. Орнаментов в храме – великое множество, они, словно причудливая вязь, дополняют композиционные построения на всех плоскостях стен, от панелей в нижней части до пят сводов в верхних ярусах. Фантастичны их сочетания. У пола проходит «лентой» греческий меандр, над которым фриз в виде плетеных кос словно развивает смысловую наполненность композиции, подводя ее к центру орнамента – белым диковинным цветам, подобным тюльпанам, и ягодам. В таких деталях явно выражен вектор влияния фольклорных традиций, как, например, сказаний и песен Русского Севера, знакомых художнику с детства, в которых упоминаются, «ягоды наливные, все изюмовые», в вышивке – «птицы-павы» «кутушки», а также мотив «деревами». В верхнем ярусе роспись в виде спиралевидных виноградных лоз с гроздьями ягод обращена к символическим религиозным смыслам. Виноградные лозы – общепринятый символ Христа и христианской веры, восходящие к библейской метафоре, к притче Спасителя о виноградной лозе: «Я есмь истинная виноградная лоза…» (Ин. 15:1). Виноград в трактовке христиан – воплощение евхаристического вина, крови Иисуса Христа. Подобное орнаментальное решение в церкви Рождества на Пресне показывает тот сложный синтез и обновление традиций религиозной живописи, которые свойственны искусству Виктора Васнецова, были известны ему с детских лет, были важны в семье священника Михаила Васнецова.

Настенные образы московского храма не копируют стенопись киевского собора, но «перекликаются» с ней. Виктор Михайлович не тиражировал точные повторения своих произведений, а разрабатывал несколько иные решения, свободные авторские повторения. Одним из косвенных свидетельств использования в росписи московского храма эскизов Виктора Васнецова является то, что художник записан в синодиках церкви Рождества Иоанна Предтечи на вечное поминовение.