Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова

нужны не „три аршина земли“, а весь земной шар, о новой прекрасной жизни, для создания которой нам надо еще двести, триста, тысячу лет работать, трудиться в поте лица, страдать».

Цит. по кн.: Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве. М.: Искусство, 1962. С. 274.

«Три сестры» Маша (Ольга Леонардовна Книппер)

1901

Антон Павлович Чехов и Ольга Леонардовна Книппер

1902

«Вишневый сад» Раневская (Ольга Леонардовна Книппер)

1904

Часть третья

Потери

Глава первая

Полтора месяца, проведенные молодоженами вместе, закончились быстро, и Ольге пора было возвращаться на работу в Москву. Перед отъездом она составила большой список того, чем надо кормить мужа по системе доктора Варавки, и отдала его Евгении Яковлевне.

– Сейчас Маша проследит за этим, а когда она уедет, пожалуйста, придерживайтесь этого списка.

Вот еще! Список какой-то. Как будто она сама не знает, что надо ее сыну! И как только Маша уехала, Евгения Яковлевна сразу отправилась к Марьюшке на кухню и закинула бумажку поглубже на полку.

– Невозможно человеку питаться одной отварной птицей, кроликами да тушеной постной говядиной, – возмущалась она. – Вот, пишет, что баранину нельзя категорически, свинину давать только в виде котлет, да и то редко… С чего это она взяла? И вообще, не понимаю, каким образом еда может на легкие влиять? Приготовь-ка, милая, завтра жирненького борща на свиной грудинке, а на второе – баранину на ребрышках. Да хорошенько прожарь их. Чтоб корочка была!

– Ох, Евгения Яковлевна, у меня даже слюнки потекли! Надо будет Арсения утром на базар отправить.

И Марьюшка начала готовить что-то совершенно неприемлемое для желудка писателя. Пища была жирная, пережаренная, тяжелая. У Чехова снова заболели кишки. Он потерял аппетит. Необходимые ему травяные настойки никто ему не заваривал. Набранные когда-то на кумысе килограммы довольно быстро испарялись. Чувствовал он себя неважно. И тем не менее, когда все уехали, он достал давно начатый рассказ «Архиерей» и засел за письменный стол в своем кабинете. Сюжет сидел у него в голове лет пятнадцать, и вот только теперь стал яснее вырисовываться на бумаге. Это был рассказ о предчувствии смерти и неприятии славы.

Теперь ему вроде бы и не надо было писать, как раньше, ради куска хлеба, пьесы давали неплохой доход, но совсем не писать он не мог. А сколько нереализованных до сих пор сюжетов роилось в его голове! Писать бы и писать, вот только здоровье не позволяло, да и вдохновение посещало теперь редко.

⁂

Как и обещал, Чехов приехал к Ольге в середине сентября, к самому началу четвертого сезона Художественного театра. Она встречала его на вокзале.

– Боже мой, как же я соскучилась по тебе, – говорила Ольга, целуя мужа.

Погода в Москве стояла удивительная. Солнце пригревало так сильно, что казалось, лето решило не уступать осени и продлить свои права еще на месяц.

– Вот видишь, как у нас тепло, – прижавшись к нему, говорила актриса, когда они уже ехали в пролетке. – И квартира тебе понравится. Она теплая, уютная. Мы с Машей постарались. У тебя и кабинетик есть. Он небольшой, но удобный. Вот увидишь.

Тем же вечером к ним в гости заехал Немирович-Данченко. Как всегда элегантный, полный сил и идей по репертуару театра, он сразу начал с места в карьер.

– Антон, позарез нужна от тебя пьеса! – громогласно объявил он, обнимая писателя. – Без нее этот сезон провалится!

– Может, для приличия ты все-таки начнешь разговор с чего-нибудь другого, – усмехнулся Чехов. – Давай хоть чаю выпьем для начала. Чувствуешь, какой удивительный запах пирогов исходит из кухни?

– Да, запах чудесный, – согласился Немирович. – С капустой?

– И с капустой, и с мясом, и кулебяка с рыбой, – счастливо улыбалась Ольга, прислонившись к плечу мужа. – Идите-ка вы, мои дорогие, пока в кабинет, поговорите, а мы с Машей стол накроем.

Кабинет Антона и вправду был совсем небольшим, но вполне отвечал своему предназначению. Письменный стол у окна, узкий книжный шкаф, небольшой диван, два стула, этажерка для журналов и газет – вот и все, что поместилось. Но все это было расставлено так умело, что ничего более и не нужно было.

– В этом сезоне нового у меня точно ничего не будет, – сказал Чехов, как только Владимир Иванович удобно расположился на диване. – А что «Иванов»? Передумали?

– Передумали. Константина Сергеевича все-таки смущает поднятый там еврейский вопрос. Он уверен, что сейчас опасно говорить об этом со сцены. Подождем. Пройдут студенческие волнения… И потом, «Иванов» – уже старая пьеса. Где только она не шла! Нет! Нам необходимо от тебя что-то принципиально новенькое! Без твоей премьеры у нас будет провальный сезон! Просто провальный сезон!

– Что ты паникуешь? – воскликнул писатель. – Он никак не может быть провальным. У вас же пьеса Горького! Первая его пьеса. Она однозначно привлечет публику в театр.

– Согласен. Публику привлечет, но это не значит, что у нее будет успех. По мне, так в этой бытовой драме поднимается слишком много социальных вопросов, хотя я и не отрицаю, что написана она талантливо.

– Очень талантливо, – тут же согласился писатель. – И мне кажется, если найти верный тон в постановке, пьеса будет иметь успех.

– Возможно, – неуверенно произнес Немирович. – Кстати, у твоей жены там будет неплохая роль.

– Знаю. У меня же крупный агент служит в вашем театре под псевдонимом Книппер. Всё знаю. Даже то, что Станиславский приступает сейчас к постановке твоей пьесы «В мечтах», знаю.

– Да, вот решился дать в театр и свое произведение, – слегка смутился Немирович. – Читал на труппе, всем понравилось…

– Дорогие мои, – появилась в дверях Ольга. – Прошу к столу. Вы, Владимир Иванович, даже не представляете, какое вкусное крымское вино привез Антон из своей Ялты…

Глава вторая

Первые дни после приезда в Москву Чехов частенько ходил в Художественный театр вместе с сестрой. Ведь он не видел их последних премьер и, кроме того, решил заново пересмотреть все свои пьесы. В «Чайке» Немирович и Станиславский даже разрешали Маше участвовать в сцене ужина за столом. Ей это очень нравилось, хотя она и сидела при этом спиной к зрителям и не произносила ни единого слова. Пребывание на сцене рядом с действующими актерами приводило ее в трепет. Она без оглядки бросила бы свое преподавание в гимназии и попробовала бы поступить в театральную школу, если бы верила в свои способности. Но этой уверенности