Королева. Последняя биография Елизаветы II - Эндрю Мортон

Джойнсону-Хиксу официальную бумагу с описанием процесса родов, в результате которых на свет появился «сильный и здоровый младенец женского пола». Документ затем был передан специальному гонцу, который спешно отправился к президенту Тайного Совета для официального сообщения. В то же время министр внутренних дел известил о событии мэра Лондона, а тот вывесил новость на воротах своей резиденции Мэншн-хаус. В официальном бюллетене, подписанном Симсоном и личным врачом герцогини Уолтером Джеггером, сообщалось, что в процессе родов «была успешно применена определенная медицинская процедура», что в завуалированной форме означало, что принцесса родилась в результате кесарева сечения 12.

Спящая новорожденная на тот момент занимала третье место в порядке наследования британского престола после отца и принца Уэльского по Закону о престолонаследии от 1701 года и не рассматривалась как реальная наследница. Ее родословная представляла собой густой замес из королевской, экзотической и самой обыкновенной кровей. Ее прапрабабкой была королева Виктория, а через бабушку королеву Марию ей приходился родственником некий дантист Пауль-Юлиус фон Хюгель, который практиковал в Буэнос-Айресе, столице Аргентины. Со стороны отца доминировала кровь королевских домов Европы, более всего из Саксен-Кобург-Готской и Ганноверской династий, британское же наследие матери было более интригующим.

Гербовый король Ордена Подвязки Энтони Вагнер утверждал, что среди многочисленных аристократических предков Елизаветы насчитывались два герцога, дочь герцога, дочь маркиза, три графа, дочь графа, один виконт, один барон и полдюжины богатых землевладельцев. В ее генеалогическом древе числились не только аристократы, но и представители бизнеса и религии: директор Ост-Индской компании, провинциальный банкир, две дочери епископа, три священнослужителя (один из которых был родственником первого американского президента Джорджа Вашингтона), ирландский офицер и его французская любовница, лондонский мастер игрушек, столичный водопроводчик, а также некий Брайан Ходсон – владелец постоялого двора для кучеров под названием «Джордж» в Стэмфорде, графство Линкольншир.

Хотя родословная новорожденной включала широкий социальный спектр, выбранные любящими родителями имена – Елизавета Александра Мария – намекали на ее королевское будущее. Многие считали это вполне возможным. Газета Daily Graphic провидчески написала: «Перспектива превращения маленькой незнакомки с Брютон-стрит в королеву Великобритании (возможно, даже во вторую блестящую королеву Елизавету) вызывает трепет»13.

Впрочем, такой поворот событий в то время представлялся весьма маловероятным, ведь дяде Дэвиду было тридцать два года. Предполагалось, что он женится и произведет на свет наследника. Но несомненным было одно – малышку королевских кровей нация приняла с распростертыми объятьями. Судя по радостному волнению людей, толпившихся около резиденции на Брютон-стрит, в Елизавете Александре Марии было что-то особенное. Возможно, теплое отношение людей к ее матери распространилось и на ее малютку-дочь. Герцогиня спустя всего три года после свадьбы с Берти пользовалась уважением и любовью. В ее авторизованной биографии леди Синтия Асквит писала, что молодая мать представляла собой образец совершенства.

На ранних фотографиях принцесса Елизавета предстает классическим образцом прелестного младенца с голубыми глазами, идеальной бело-розовой кожей и белокурыми локонами. По выражению королевы Марии, она была «очаровательной малышкой с чудесной кожей и прелестными светлыми волосиками»14.

После рождения Елизаветы ее родители, мирно существовавшие в тихой королевской заводи, вдруг оказались на первых страницах газет и журналов. Новорожденная стала принцессой Дианой своего времени: каждая крупица информации о ней обсуждалась и обрастала домыслами. Газеты просто выполняли заказ широких масс: прошла уже не одна неделя с момента рождения Елизаветы, а тротуар перед лондонской резиденцией Йорков по-прежнему наводняли восторженные толпы почитателей. Порой, чтобы совершить ежедневную прогулку, принцессу вместе с коляской приходилось выносить украдкой из заднего входа. 29 мая, в день крещения Елизаветы, у ворот Букингемского дворца произошло настоящее столпотворение, и толпа, желавшая увидеть малютку, прорвала полицейский кордон. После восстановления порядка нескольким счастливцам, стоявшим близко к машине Йорков, удалось мельком взглянуть на малышку. По отзывам очевидцев, принцесса плакала все время, пока ее крестил архиепископ Йоркский.

Через несколько месяцев Йорки переехали в дом по адресу Пиккадилли, 145, недалеко от Гайд-парка. Резиденция представляла собой пятиэтажный особняк с бальным залом, библиотекой, столовой на 30 персон и электрическим лифтом. Домашняя обслуга насчитывала 17 человек, включая дворецкого, двух лакеев, камердинера и трех нянь для новорожденной. Однако охваченные коллективной близорукостью журналисты с умилением описывали, как Йорки отвергали все чрезмерно вычурное и нарядное и отдавали предпочтение простоте, особенно в детской. В этом миниатюрном королевстве царили аккуратность и раз и навсегда заведенный порядок.

Все с одобрением кивали, когда стало известно, что принцессе, которую пресса называла Бетти, разрешается играть всего с одной игрушкой за раз. Однако, когда ее родители вернулись из полугодового турне по Австралии в 1927 году, они привезли ей три тонны игрушек.

Так проявился извечный парадокс монархии или, точнее, нашего восприятия монархии: с одной стороны, члены королевской семьи были и остаются отличными от нас, но с другой – они такие же люди, как мы. Не подозревая ни о чем, маленькая принцесса спала крепким сном, покрытая своим невидимым приданым – одеялом из легенд и мифов, в ткань которого постоянно вплетались, образуя причудливый узор, новые нити вымысла. С этим одеялом она прожила всю жизнь.

Едва принцесса начала ходить и говорить, ее уже окрестили «самым известным в мире ребенком». Мир узнал ее под именем Лилибет (так малышкой она выговаривала свое имя), когда ее фотография появилась на обложке журнала Time. Изображение Елизаветы штамповалось на почтовых марках, коробках с конфетами, коробочках для чая, чайных полотенцах, кружках и прочих предметах. В ее честь слагались песни, а ее восковая фигурка на пони заняла свое место в музее мадам Тюссо среди других знаменитостей. Австралийцы назвали ее именем часть Антарктиды. Единственным соперником в этом параде обожания был ее дядя Дэвид, принц Уэльский: он превратился в настоящую мировую звезду, с которой мог сравниться в то время лишь голливудский сердцеед Рудольф Валентино.

Герцогиню Йоркскую беспокоила волна неумеренного внимания к принцессе. Во время визита в Эдинбург в мае 1929 года она писала королеве Марии: «Меня почти пугает такая всенародная любовь к ней. Полагаю, что это хорошо, и надеюсь, что она окажется ее достойной, моя дорогая бедняжка»15.

Шли месяцы и годы, и постепенно начала вырисовываться личность Елизаветы, как настоящая, так и вымышленная. Часто ее называли «херувимом» и «ангелом» и изображали как жизнерадостную и хорошо воспитанную девочку, невинную и смышленую, трогательную и обаятельную.

В 1927 году, когда королевская семья собралась в замке Сандрингем на Рождество, газета Westminster Gazette описывала, как Елизавета «щебетала, смеялась