Только хорошее - Ольга Остроумова

внуки выросли хорошими людьми. И вот, кстати, тут же возникает вопрос — а что такое хороший человек, и как его определить? Раньше сама постановка подобного вопроса показалась бы абсурдной…

Я абсолютно уверена, что существует в природе некое материальное качество сделанного людям добра. Чем больше ты сможешь — сам ли, в детях ли своих, во внуках — принести добра миру, тем меньше останется в мире зла — просто места не хватит.

ЛОДКА И ПАЛАТКА

Папа абсолютно все умел делать руками. Помню чудесные ведерки, которые он мастерил из обычных консервных банок. Мама обшивала всю семью. И это был величайший и вдохновенный труд.

А однажды, папа построил лодку. Настоящую деревянную лодку! С кормой, скамеечками, веслами. Просмоленную, чтоб не протекала. А мама соорудила палатку. Простецкую, в полосочку — взяла материал, из которого тенты шили. И родители нам с братом Герой объявили: «Мы идем в поход».

Наняли какой-то грузовичок, перевезли на нем лодку и палатку в Бугуруслан к речке Кинель. Набили тушенкой, консервами, крупами, хлебом огромные зеленые рюкзаки. Сели в лодку и поплыли.

Это было настоящее путешествие. Папа, мама, Гера, я. Река, лес… Чуть позже к нам присоединился мой двоюродный брат, сын папиной сестры Лиды. Есть фотография, где в Алексеевке рядом с домиком на завалинке сидят несколько подростков и мама там. Такие обычные деревенские лица и среди них — Лида — абсолютная инопланетянка. Челочка до бровей, взгляд неземной, тонкие черты лица. Вот и сын у нее был такой же. Как это объяснить, он был свободный, какой-то иной свободой чем мы. Как будто из-за границы приехал.

Так вот плыли мы, привалы делали. Кто-то палатку разбивал, кто-то колышки нес, кто-то костер разводил, мама кашеварила. Ох, какие вкусные были брикеты «каша гречневая», невозможно! Приставали мы к берегу не в самую темень, а чтоб еще успеть порыбачить. Уха, каша — что может быть лучше! Посидим у костерка, поужинаем, поговорим, а потом — спать. Не представляю, как мы все помещались в нашей маленькой палатке — родители и мы. Герка, я и двоюродный брат еще мелкими были — 8, 9, 10 лет — но все равно тесновато впятером. Если не было дождя, папа ночевал в лодке. А в дождь мы просто все вместе уютно сидели в палатке, прятались.

Переночуем, а рано утром опять в путь. Так вот медленно, на веслах, плыли по тихой речушке, какие-то деревеньки по берегам встречались, и никогда папа не говорил нам: «Дети, посмотрите какой рассвет, посмотрите какой закат — как красиво». Нет, он просто нас помещал в эту среду. Вот такой опыт и наука от папы на всю жизнь. Я теперь внуков своих не поучаю, а просто вожу их в музеи, в театры, туда, где мне интересно. Без назидания. Они сами все воспримут.

На реке встречались перекаты. Это значит — мелко-мелко и камушки. Тогда мы все вынимали из лодки, ее, пустую, папа перетаскивал через перекат, а мы шли по берегу, потом снова с вещами грузились — и в путь.

Помню, однажды был жуткий ливень, все промокли до нитки. И тут — какая-то деревенька. Мы оставили лодку, постучались буквально в первую попавшуюся избу: нас приютили, согрели, напоили чаем. И все это было абсолютно естественно для людей. Так же случалось иногда и на съемках «Зорь…» в Карелии. Если рядом оказывалась деревня — тебе и молока принесут и хлеба. А замков на дверях — этих больших амбарных как сегодня — ни у кого не было. Просто не было замков! Не то что я тоскую по тому времени, но жалко, что именно это естественное добросердечие ушло.

Путешествие продолжалось. Маленькая Кинель впадала в Самарку — та пошире. По Самарке дошли до Волги. Около Куйбышева повернули, причалили к берегу и — домой. Две недели абсолютного счастья нам подарили папа с мамой.

А когда мне было лет двенадцать, родители взяли нас с Геркой на Урал: Вязовая, Юрюзань… Вот тоже было удивительное путешествие. Зеленые холмы, красота и целое море ягод. Через много-много лет нас с Валей пригласили на концерт в Юрюзань. Такая вот закольцованность интересная получилась в судьбе. А путешествия с папой навсегда научили не назидать, а дарить.

ГИТИС

У меня не было выпускного бала в школе — с длинным платьем, танцами, прогулками на пароходике по Волге. Получив аттестат, я сразу уехала в Москву — поступать в ГИТИС на «артистку». В семье к моему решению отнеслись абсолютно естественно. Даже не помню какого-либо разговора на эту тему, нет. Просто собрали, купили билет, напекли пирожков в дорогу и отправили в столицу, где я никого не знала. Зато знала адрес: Собиновский переулок, дом 6. Ни о какой «Щуке», «Щепке», школе-студии МХАТ понятия не имела. Есть только главный театральный институт страны — ГИТИС.

Приехала утром на Казанский вокзал и сразу отправилась в Собиновский. Там мне говорят:

— Идите на отборочные.

— Куда?

— Это такие консультации, когда десятками вызывают, а потом определяют прошла ты на первый тур или нет.

Читала «Листок» Пришвина — папин выбор. И, надо сказать, не слишком правильный. Там все такое повествовательное: как осенью листок оторвался, упал на землю, его занесло снегом… Ни темперамента, ни действия — ничего.

Сама я выбрала Роберта Рождественского «Танцуют индейцы»:

«Бум!

Это не костюмированный бал.

Бум!

Это грянул

боевой

барабан…

Бум!

Он рокочет,

как размеренный

пульс.

Вот в него вплетается

звяканье

бус.

В барабанном рокоте

слышится мне:

«Мы когда-то жили

в этой самой

стране.

Мы сейчас шагаем

по отцовским гробам…

Громче,

барабан!

Чаще,

барабан!»

Доложила все это комиссии дрожащим голосом, как персонаж Хазанова из кулинарного техникума.

Ну, еще «Ворону и Лисицу» добавила, как все.

«Отстрелялась» наша десятка. Выходит человек со списком: «Ты, ты и ты — идете на первый тур». А меня не назвали!…

Вообще, когда обидно или горько, я не плачу. Даже думаю иногда: «Хорошо бы сейчас заплакать, чтобы человек увидел, и понял, что он наделал!». Но, нет. Не плачу никогда. Только от чего-то доброго могу расплакаться. А тут, в ГИТИСе, забилась в какой-то закуток под лестницей, и как зареву. Нет, не от обиды, что меня не взяли, а я лучше всех. Ведь еще в Куйбышеве себе придумала: если не поступлю, пойду воспитательницей в детский сад работать. А от того, что все это так скоро произошло. Неожиданно, как под