Очень хороший и очень дурной человек, бойкий пером, веселый и страшный... - Константин Сивков

в 1721 году, Петр назначил даже один день в неделю (субботу) для занятия историей. За три с половиной месяца до смерти он писал: «Вписать в историю, в которое время какие вещи для войны и прочих художеств и по какой причине или принуждению зачаты, например, ружье, для того, что не стали (шведы. — К. С.) пропускать, також и о прочих». Таким образом, по-видимому, он хотел с военной историей соединить и историю внутреннюю. Это намерение еще яснее высказано им в одной записи 1722 года: «Вписать в историю, что в сию войну сделано, каких тогда распорядков земских и воинских, обоих путей регламентов (сухопутных и морских. — К. С.) и духовных; також строения фортец, гаванов, флотов корабельного и галерного, и мануфактур всяких, и строения в Петербурхе и на Котлине, и в прочих местах».

К истории, написанной по такому широкому плану, по мысли Петра, должны были быть приложены все документы, акты и т. п. В исполнение этих желаний Петра Макаров затребовал от разных лиц (даже от пленных шведов) множество сведений и справок, которые до нас дошли, но справиться с поставленной ему задачей — составлением истории — не мог. Петр, вернувшись из Персидского похода, переделал всю рукопись Макарова: «Все выражения велеречивые, в особенности относившиеся к особе его, исключил, обороты растянутые сжал; нескладные фразы исправил» (Устрялов), добавил много подробностей. Но он не удовлетворился ни этой редакцией, ни несколькими последующими. Исправления и вставки Петра показывают, что он не хотел скрывать неудач, ошибок и потерь.

О Нарвском сражении он писал, например, что эта битва была «яко младенческое играние, а искусства ниже вида; разбитое войско пошло в свои границы в конфузии, полки можно было собрать только в Новгороде; несчастие было так велико, что оно казалось гневом Божиим, и вся надежда поправить его, по-видимому, исчезла». Не замалчивалась и неудача на Пруте: «Зашли в землю, где полки ни единого сухаря не имели, к тому же и о неприятеле слишком легко рассуждали; со всех сторон были окружены, нельзя было ни ретироваться, ни стоять на месте; пришло до того, или выиграть, или умереть, и если бы турки послушали совета короля шведского, то б крайнюю беду принесло. Одно милосердие Божие избавило от такого отчаянного случая». Силы врагов Петр исчислял очень осторожно: на вопрос Макарова, сколько было шведов при Нарве, он написал в докладе: «Подлинно неизвестно, понеже их офицеры после недавно сказывали, иные 12000, иные больше, а иные только 8000». О своем участии в войне Петр говорил очень скромно. Слова Макарова, что в битве под Полтавой «государь свою храбрость, великодушие и воинское искусство, не опасаясь никак страха своей высокой особе, в вышнем градусе показал», он заменил такими: «за людей и отечество, не щадя своей особы, поступал, как доброму приводцу надлежит».

В 1722 году Петр поручал сенатскому обер-прокурору Григорию Скорнякову-Писареву{21} составить какой-то летописец, а в 1723 году несколько раз приказывал работать над русской историей барону Гюйссену{22}. В связи со всем этим стоят распоряжения Петра губернаторам и духовному ведомству о том, чтобы «во всех монастырях и епархиях и соборах прежние жалованные грамоты и другие куриозные письма оригинальные, такожде и исторические рукописные и печатные книги пересмотреть и переписать… и те переписные книги прислать в сенат».

Петр придавал также большое значение религиозным вопросам; будучи человеком верующим, он разорвал во многом со стариной и был чужд религиозной исключительности. Враг ханжества и лицемерия, он приложил много усилий к тому, чтобы сделать религиозную истину доступной народу в чистом, неизвращенном виде. Отсюда его участие в издании книг религиозного содержания. Так, например, в 1720 году по его приказанию было издано для народного употребления «первое учение отроком, в ней же буквы и слоги; также краткое толкование законного десятисловия, молитвы Господней, Символа Веры и девяти блаженств». В 1723 году велено было читать эту книгу в Великий пост в церквах вместо творений Ефрема Сирина и Соборника. Кроме того, Петр думал еще о составлении катехизиса, о чем он отправил 19 апреля 1724 года собственноручную записку в Синод:

«Святейший Синод! Понеже я разговорами давно пробуждал, а ныне письменно, дабы краткие поучения людям сделать (понеже ученых проповедников зело мало имеем), также сделать книгу, где изъяснить: что непременный закон Божий, и что советы, и что предания отеческие, и что вещи средние, и что только для чину и обряду сделано, и что непременное, и что ко времени и случаю применялось, дабы знать могли, что в каковой силе иметь.

О первых кажется мне, чтоб просто написать так, чтоб и поселянин знал, или на-двое: поселяном простее, а в городах покрасивее для сладости слышащих, как вам удобнее покажется. В которых бы наставлениях — что есть прямой путь истолкован был, а особливо Веру, Надежду и Любовь: и о первой, и о последней зело мало знают и не прямо что и знают; а о средней и не слыхали, понеже всю надежду кладут на пение церковное, пост и поклоны и прочее тому подобное, в них же строение церквей, свечи и ладон. О страдании Христовом толкуют только за один первородный грех, а спасения делами своими получат, как вышеписано.

О втором же, чтобы книгу сочинить, мне кажется, не лучше ль оную катехизисом, к тому и прочие вещи последовательно, что в церкви обретается, внесть с пространным толком; також приложить: когда, и от кого, и чего ради в церковь что внесено».

Затем в 1722 году Петр поручает Кантемиру{23} написать книгу о магометанской религии, а для «Духовного регламента» сам редактирует предисловие и присягу для членов Синода, причем в манифесте от 9 февраля 1721 года об установлении Синода ему принадлежит наиболее сильное возражение сторонникам патриаршества: он писал, что Синод лучше «соборного правительства, понеже в единой персоне не без страсти бывает к тому ж не наследственная власть, чего ради вящше не брегут». Для борьбы с суеверием и ханжеством он хотел издать книгу и сам составил программу, в которой, указав поразив грехи против каждой заповеди, вывел заключение, что всеми заповедями осуждается лицемерие, хотя оно не в одной из них не названо по имени, и развил эту мысль в применении к каждой заповеди. По этой программе Феофан Прокопович составил задуманную Петром книгу о блаженствах, которая толковала 10 заповедей, выясняя сущность христианской веры. Прочитав эту книгу, Петр писал из Астрахани 13 июля 1722 года: «Книгу о блаженствах я всю чел, которая зело изрядна и прямой путь христианский. Только надлежит предисловие сделать, в котором розные наши толкования