Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

эта тема – поиски отца – полностью раскрывается лишь в самом конце книги. Исходя из моего замысла, я назвал последнюю главу четвертой (и заключительной) части («Ярмарка в октябре») «Телемак».

И еще несколько слов. В первой части, над которой я сейчас работаю («Антей» или «Бессмертная земля»), я хочу построить повествование по старинной эпической модели (например, как в «Беовульфе»). Я хочу, чтобы мой герой Давид выступил в роли эпического певца, который поет о своем народе, – и мне также хотелось, чтобы его красноречие сочеталось с чувством – и с простотой. Я хочу, чтобы моя книга стала подлинно поэтической – иначе говоря, чтобы она воссоздавала поэтический образ мира. Я верю всей душой в истинность того, о чем собираюсь в ней сказать. Надеюсь, несмотря на мои торопливые каракули, вы убедились, что в ней есть и план, и общая идея.

Первая глава первой части, идущая за прелюдией (первая глава называется «Корабль»), по-моему, мне неплохо удалась. В ней речь идет о море и о земле, о том, что их различает (море – это вечное движение, суша – вечный покой). В ней говорится о том, почему люди так стремятся в море, почему потом возвращаются в родную гавань. Я пытаюсь понять, почему морские суда ассоциируются у нас с женским началом. Я описываю выражение лиц моряков и когда земля скрывается из вида, и когда они вновь видят ее на горизонте. Я говорю о земле – и описываю огромный корабль и тех, кто плывет на нем, и – господи, когда же остановлюсь! – я горжусь кораблем и человеком, который научился строить такие корабли, – я горжусь человеком, потому что он силен, ибо так слаб, велик, ибо так мал, храбр, ибо вынужден преодолевать множество страхов, человеком, который не боится заглянуть в морские пучины, чтобы увидеть в их таинственной бесконечности ответ на все его вопросы. Я утверждаю, что человек мудр. Мы знаем, что мы затеряны и обречены, но, несмотря на это, создаем прекрасные мифы. Так солдаты перед битвой гуляют и веселятся, не думая об ужасах и смерти.

Получилось не письмо, а целая книга. Надеюсь, читая его, вы не заснули со скуки. Есть во всем этом смысл или нет? По-моему, все-таки есть! Имейте в виду, что, несмотря на тяжеловесность этого письма, в книге будет разнообразие, многоголосие, юмор. Прошу вас, напишите, какое впечатление все это производит на вас, есть ли в этом смысл и толк? И пожалуйста, никому не рассказывайте о моей книге. Пишите чаще, хотя бы по несколько строк, в чужой стране так приятно получать письма.

Пожалуйста, извините, что так много говорю о себе и своей книге. Но я надеюсь, что смогу сделать дело как следует и что вес мелкие неприятности личного характера не помешают мне, я в этом уверен.

И последнее: прошу вас обратить внимание вот на что (да вы, наверное, это сделали без моего напоминания): в моей новой книге я использовал многое из того, что продумал и прочувствовал (как это было в первой книге), но в отличие от первой я созидаю притчи, легенды, и потому вряд ли кто-нибудь узнает себя в моих персонажах. В Давиде, безусловно, есть кое-что от меня, и в других персонажах тоже, но внешнего сходства и прочих совпадений с моей персоной не будет. Может, я говорю вещи наивные и даже глуповатые (а потому ради бога, никому не передавайте моих слов), я творил образ Давида из самого себя, из того, что именую моим внутренним миром. Это человек ростом пять футов девять дюймов, длиннорукий, с обезьяньей походкой, а лицом – сущий ангел. В нем вообще кое-что от ангела и кое-что от обезьяны. И вообще, есть в нем что-то чудовищное. Но не в этом дело, прежде всего он бард, певец своего народа – дай Бог, чтобы я мог то же самое сказать о себе. Пожалуйста, пишите и поскорей, а я буду вас держать в курсе моих дел.

В прошлый понедельник, 14 июля, в Англии вышла моя книга. Надеюсь, ее хорошо встретят и рецензии будут благожелательные, но я просил не присылать газетных вырезок: сейчас мне некогда читать рецензии. Не исключено, правда, что кто-нибудь из добрых друзей не удержится от соблазна, но я надеюсь на лучшее […]

Максвеллу Перкинсу

Отель «Лориус»

Монтрё

31 июля 1930 года

Дорогой мистер Перкинс:

Пожалуйста, простите меня за то, что я заваливаю вас письмами, но я думаю, что новости, которые я посылаю, заинтересуют вас. Я уже говорил вам, что моя книга вышла в Англии 14 июля. Я написал Фрер-Ривзу и попросил его не присылать мне рецензий, так как я работаю над новой книгой, но сегодня утром он прислал мне большую партию вырезок (двадцать или больше) и длинное письмо, в котором он был весьма восторжен. Он сообщил, что книга, несмотря на высокую цену из-за ее длины (10/6d вместо обычных 7/6d), продается со скоростью тысячи экземпляров каждые четыре дня: если это правда, то в Англии она продается быстрее, чем в Америке. Он также прислал одну из их реклам «Обсервера» (я посылаю ее вам вместе с одной или двумя вырезками, дубликаты которых у меня есть: остальное я пришлю вам чуть позже). Я бегло перечитал все вырезки, и они показались мне очень хорошими. В четырех или пяти из них есть неприятные высказывания о бесформенности и грязи, но все они благоприятны, а некоторые из них говорят вещи, от которых у меня голова идет кругом – такие же хорошие, как и все лучшее, что есть у нас в Америке. Надеюсь, он не выбирал их вручную, чтобы пощадить мои чувства, но, похоже, у него есть большинство крупных изданий: «Таймс», «Сандей Таймс», «Литературное приложение Таймс», «Сандей Рефери», «Морнинг Пост», «Ивнинг Стандарт», «Вечерний Телеграф», «Дэйли Мэйл» и т. д. Я хочу послать вам рецензию Ричарда Олдингтона в «Сандей Рефери» [Очень благоприятная рецензия Олдингтона на «Взгляни на дом свой, Ангел» была опубликована в «Санди Рефери» от 6 июля 1930 года] позже (от нее у меня закружилась голова), но сегодня я посылаю вам «Литературное приложение Таймс», который, по словам Фрер-Ривза, является самым важным в Англии – по-моему, это звучит довольно шикарно: пожалуйста, прочтите его и скажите мне, что вы думаете. [Очень благоприятная неподписанная рецензия на «Взгляни на дом свой, Ангел» в «Литературном приложении Таймс» появилась 24 июля 1930 года].

Я полагаю, что книга перестала продаваться в Америке: как вы думаете, было бы неплохо