Вчера была война - Игорь Глазунов

этого нет. Выпив два стакана чая за пятачок лишь потому, что это четыре куска сахара в фантиках, я ушёл гулять по вагонам.

Из тамбура попадаешь на громыхающие площадки между двух вагонов. Ловишь момент, когда площадки платформ совпадут в своей геометрии, переступаешь, открываешь дверь в тамбур и входишь в следующий вагон.

К обеду в моей голове под стук колёс чётко и ритмично и назойливо звучало «хо-чу есть, хо-чу есть». Наверное, всевидящий, всё чувствующий женский глаз это заметил. Соседка по полке мне предложила еду, а мне было стыдно согласиться. «Спасибо, я сыт», – гордо ответил я, лёжа на своей полке. Голод – не тётка! К вечеру не удержался от предложенных мне доброй соседкой бутербродов.

Завершалась моя обратная дорога из Москвы, дорога в никуда. В десять часов вечера поезд прибыл Ригу. Всё успел сделать вовремя. Перекомпостировал билет, нашёл нужный перрон. Автобусный билет, как оказалось, надо будет приобретать в автобусе. Час ожидания на вокзале. Объявляют посадку. Подошёл поезд. Я зашёл в вагон и сел на жёсткую лавку. В вагоне было сыро и холодно, как это и должно было быть в марте. Мучило чувство голода. Труднопереносима эта штука – желание есть.

Вагон поезда дернулся, заскрипел всеми своими железяками и покатился в сторону дома. Его трясло, мотало из стороны в сторону, казалось, что он рассыплется на ходу. Огни Риги исчезли в ночи. Потом пошли остановки. Сначала я считал, затем сбился. Вечер слился с ночью в сплошную холодную, мелькающую пустоту ожидания. Вагон был полупустой. Проводница собрала билеты и предупредила меня, что в Стенде поезд прибывает в полчетвёртого утра и объяснила, что автобус по прибытии поезда на станцию Стенде стоит пять минут, собирает пассажиров на Кулдигу, если они есть, и уезжает.

По мере приближения к дому возрастало и моё волнение. Как правильно поступить? Что делать? Куда и к кому пойти по приезде? Эти и множество других вопросов крутились в моей голове и я не находил ответа на многие из них. Как это зачастую бывает, решение приходит вне зависимости от нас. Как не пытался я удержаться от сна, боясь пропустить станцию Стенде, всё же заснул. Видимо дали знать о себе события последних дней. Все страхи и переживания остались позади.

Проснулся я оттого, что проводница расталкивала меня: «Мальчик! Мальчик! Это станция Стенде, поспеши!». Поезд уже несколько минут стоял в Стенде. Уже почти на ходу поезда я спрыгнул и увидел, как автобус медленно отъезжает от здания вокзала. Я рванул к автобусу. Споткнулся. Упал лицом в грязь. Встал и остался стоять в ночи в центре этой мартовской лужи и слякоти. Автобус уехал. Промокший и замёрзший я вошёл в зал ожидания станции Стенде. В углу стояла круглая чёрная железная печь, от которой исходило приятное тепло. В зале никого. Забрался в нишу, между стенкой и печью, прижался к ней.

Тепло. Так и простоял до утра.

Впервые принимаю «экономическое» решение – продать часы, которые купил отец.

Денег на автобусный билет у меня не было. Я думал, что мой билет оплачен до конечной. План мой был таков. Показываю железнодорожный билет, объясняю, как и что случилось, прошу какую-нибудь попутную машину довезти до Кулдиги с последующей оплатой уже дома. Отстроил план, как вызову бабушку. У нас был с ней оговорён условный стук в ставни. Я точно знал, что в дом заходить я не буду.

Пока стоял за печкой, я согрелся. Наступало утро. Навалилась дикая усталость и какая-то щемящая душу тоска. Мучило все нарастающее чувство голода. Дом был совсем рядом, в шестидесяти километрах. Я прекрасно понимал, что в данный момент никто не знает, где я нахожусь, и никто мне поможет. Возникла идея идти пешком. Отбросил её сразу – март месяц, на дороге распутица.

Принимаю второе «экономическое» решение в своей жизни – продать часы, которые купил отец.

Рассвело. Я выбрался из своей тёплой ниши за печкой, вышел на улицу и первому встречному мужику предложил купить часы. Наверное, вид у меня был слишком неприглядный после моего падения в мартовскую лужу. Пока стоял у печки, грязь пообсохла, и я, как мог, почистил пальто и брюки. Мужик набросился на меня с руганью и угрозами, пытался задержать, схватил за рукав и вдруг остановился и спросил: «А зачем тебе деньги?»

Видимо, мой вид, испачканная одежда московского прикида, возможно, ещё что-то, удивило его. Ответил: «Нужны деньги на билет, чтобы добраться домой в Кулдигу. Еду из Москвы». Он удивлено посмотрел на меня и отпустил. Теперь я понимаю его поступок – 1954 год, городок Стенде и мое: «Я из Москвы!». Больше попыток продать часы я не делал.

Было раннее утро. Недалёко от вокзала был магазинчик. Через некоторое время к нему подъехала хлебовозка. Были тогда такие машины с будкой и надписью «Хлеб». Шофёр стал разгружать деревянные решётки с хлебом. В утренней чистоте воздуха аромат свежего хлеба и нестерпимое желание есть. И я принял третье «экономическое» решение – украсть булку хлеба.

Почему-то после встречи с мужиком, которому я хотел продать часы, я был уверен, что если просто попрошу – откажут. Времени между вносом решётки с хлебом и выходом шофёра из магазина было более минуты. Успею! И тут я совершил тактическую ошибку. Наверное, надо было невозмутимо проходя мимо, протянуть руку, схватить буханку и дёру! Я же остановился у машины, обошёл её вокруг и в момент, когда уже буханка оказалось у меня в руке – я оказался в руках продавца.

Видимо, он наблюдал из магазина за процессом разгрузки и следил за моими действиями. Я не стал вырываться. Диалог между продавцом и шофёром на латышском помню. «Он вор!» «Какой он вор!? Посмотри! Наверное, есть хочет!» Я пытаюсь объясниться! Бесполезно. Магазинщик закрыл магазин и на «хлебовозке» меня повезли в отделение милиции. Это была уже моя вторая встреча с милицией. Видимо, у дежурного давно не было «объекта» для практической разработки преступника или попался особо рьяный. Он навалился на меня по полной программе: «Кто? Откуда? Как фамилия? Где живёшь?» «Я еду из Москвы!» А может быть из Парижа? К допросу присоединился ещё один милиционер: «Документы есть?» «Да! Ученический билет».

Полез в карман ни ученического, ни проездного, ни билета, которые могли бы подтвердить мои слова. Наверное, где-то выронил. Стали меня стращать камерой: «Вот посидишь за воровство пару лет – поумнеешь! Разгуливает тут разная шпана!» И тут я сорвался. Наверное, это была истерика. «Звоните в