Вчера была война - Игорь Глазунов

После завтрака прошло уже много времени, а я всё ждал, когда состоится «что-нибудь придумаем»? Самовольно уйти из дома я не решился. С первых же часов, я чувствовал плохо скрываемое отчуждение моих новых родственников. В воздухе витала эта холодно-вежливая, застывшая пустотой атмосфера! Подошло время обеда. К столу меня позвал мой так и не состоявшийся брат. Я помню мельчайшие детали дней, проведённых в Москве, но я не запомнил, как звали моих брата, сестру и жену отца. Сам себе я это объясняю стрессом, в котором я постоянно находился, когда оставался с ними. Отобедали молча.

Спасибо! Я встаю из-за стола. Задержись, Игорь!

Я подумал, что сейчас будет «мы что-нибудь придумаем». Когда мы остались вдвоём, она усадила меня напротив и из своей заготовленной речи успела произнести: «Игорь! Ты уже взрослый мальчик, у нас своя семья». В следующую секунду я уже всё понял. Купите мне билет обратно! Пожалуйста!

Остаток дня прошёл в молчании. Вечером того же дня, я сидел уже в поезде Москва-Рига. Уезжал в Москву в одежде «с плеча» Николая, возвращался в одежде «от щедрот» отца и с авоськой еды от жены отца – в никуда…

Главный урок в моей жизни на тот временной период был получен – Игорь! Ты взрослый мальчик… Это сказала мне мама в Кулдиге, эти же слова произнесла жена моего отца…

Впереди было двое суток дороги с одной пересадкой в Риге на поезд Рига-Вентспилс. Поезд должен был довести меня до станции Стенде, а оттуда – рейсовый автобус до Кулдиги.

Точно помню своё внутреннее состояние в дороге. Если было бы куда ехать – не вернулся бы! Меня не пугало то, что ждало впереди. Мне было просто стыдно возвращаться!

Уже в поезде я принял решение, что домой не вернусь. Я ещё не представлял, что и как будет. Но понимал, что прежняя моя жизнь закончилась, раз и навсегда. Обратная дорога показалась мне уже другой. Очерёдность и последовательность действий в поезде была мне уже знакома.

Прибывал поезд в Ригу на следующий день вечером. Надо было успеть перекомпостировать билет и найти перрон, откуда отправлялся поезд Рига-Вентспилс. Слово «перекомпостировать» было для меня новым и не совсем понятным. Я не до конца понимал смысл этого действия и решил в вагоне разузнать и расспросить что, как и где надо было делать.

Первую ночь в поезде я не мог заснуть. Чувство обиды овладело мной. Ещё вчера я любовался из окна Спасской башней, радовался своим впечатлениям после посещения школы, в которой я через несколько дней должен был начать свою учёбу. Ещё вчера обдумывал какие-то планы своей будущей жизни. Наверное, я плакал. Заснул лишь под утро. Начинался первый день моего обратного пути.

Проводница принесла чай в стакане с подстаканником, на котором была изображен Кремль. Ещё несколько часов тому назад я любовался им из окна, как я считал, своего нового дома. И вот я сижу в поезде и пью чай. К чаю полагался рафинад в бело-синей обёртке, на которой был изображён памятник Минину и Пожарскому. Я аккуратно засунул обёртку в карман моей новой куртки, зная, что она будет хорошим обменным фондом. Выделенные мне «московские» бутерброды стремительно уменьшались в своих количествах. О том, что я возвращаюсь в Кулдигу, конечно, никто не знал. Думаю, что и мой отец об этом тоже ничего не знал. Как бы сложилась моя жизнь, если бы я дождался отца или если бы он не ухал в командировку, трудно предполагать.

Поезд был почтовый и подолгу стоял на остановках. Из окна было видно, как суетились у грузового вагона грузчики, загружая и выгружая разные пакеты, ящики, мешки. В те времена, поезда были основным средством доставки писем, посылок, газет и разных других грузов. Всё это для меня было вновь и интересно. Я лежал на верхней полке и часами смотрел на пролетающие мимо пейзажи. За жизнью в вагоне было интересно наблюдать. Это был своеобразный социальный срез той эпохи. Первое, что бросалось в глаза по сравнению с дорогой туда, это бесчисленное множество коробок, тюков и разной прочей тары, которая занимала все углы, полки вагона и даже тамбур. Постоянные шумные разговоры о том, кто, где и за сколько купил копчёную колбасу, апельсины, сапоги, люстры…

В те времена из Москвы везли всё, что могли, от люстр и радиоприемников, одежды, обуви до колбасы и мандаринов. «Кормилица Москва», кто с шуткой, а кто и с осуждением, как мне казалось, упоминал её в своих московских похождениях. И когда где-то, кто-то за что-то цеплялся в этом, забитым под завязку, как я считал, барахлом вагоне и раздавался хруст лопающегося стекла, слышался отборный мат. Следовали разборки, ругань, слёзы.

Запах носков, портянок, пота, духов. Запах домашних котлет, сала, варёной курицы, лука и чеснока вперемешку с табачным дымом, попадающим в вагон из тамбура – всё это вместе называлось «запахом жизни» плацкартного вагона. Такой запомнилась мне обратная дорога!

Были в жизни потом целинные, военные эшелоны, но такой «экзотики» больше не случалось.

Плацкартный вагон гремел, лязгал на стыках рельс, вёз меня, с каждой минутой приближая к дому. Перемещался по вагону боком, стараясь не зацепить носом чью-то пятку. Сделав вдох, старался скорее добраться до туалета, в котором было приспущено окно. Там, под стук колёс и запах мочи, всё же можно было подышать свежим воздухом, пока твой «сеанс прямой связи с природой» не прерывали беспокойные рывки туалетной ручки. И опять на полку.

Под стук колёс рождались какие-то ритмические созвучия из нескольких слов. Эти слова назойливо сопровождали тебя до тех пор, пока ты не подбирал следующие «созвучия». Ритм их – расстояния колёс поезда от стыка до стыка. Особенно отчётливо это звучало, когда ты, лёжа на своей полке, «отпускал» свои мысли и под монотонный стук колёс «хо-чу спать, хо-чу спать» и боковое раскачивание вагона, проваливался в дрёму.

К утру в моей московской авоське из еды уже ничего не осталось! Денег мне было дано пять рублей. Тратил их на чай. Опыт первой поездки давал о себе знать. Рубль я заплатил проводнице за постель. В этом поезде не спрашивали, нужна ли она. Постель уже была застелена на верхних полках. Белоснежная наволочка и простыни с синим штампзнаком принадлежности железной дороге.

Когда вокруг тебя режут сало, мажут хлеб маслом, чистят яйца, вытаскивают из сумок целую жареную курицу, ломают её на куски, аппетитно отправляют в рот с прочими разными вкусностями, трудно понять, почему у тебя