Кавалеры ордена «Победа» - Валентин Александрович Рунов

бескомпромиссный характер, – подчеркивал крупный политработник военных лет Е.Е. Мальцев, – сочетались в нем с умением быть хорошим и заботливым товарищем». «Прошло время, – вспоминает Д.Д. Окороков, – и мы научились видеть за суровостью, а порой и резкостью командующего требовательность командира, высокое чувство долга, ответственность за порученное дело, большую заботу о людях». «Он всегда спешит, торопится, – подчеркивал долго работавший с Коневым маршал М.В. Захаров. – Но его, черта лысого, все любят… Надежный он человек».

«Природа русского Севера сказалась на внешности Конева, – отмечает полковник в отставке А. Белов, один из его адъютантов в годы войны. – Кто хоть раз видел Ивана Степановича, тот навсегда запомнил высокую сильную фигуру, уверенную поступь, проникновенный взгляд слегка прищуренных голубых глаз, его всегда спокойный и в то же время властный голос. Этому облику соответствовал и характер: твердый и добрый одновременно. Ему были присущи независимость мышления, инициативность, огромная работоспособность, ясность понимания стоящих перед ним задач и умение доводить дело до конца. И еще – прямота. Иван Степанович просто не умел, что называется, сглаживать углы, никогда не старался угодить кому-либо».

«Стоило его впервые увидеть воочию, – пишет писатель Константин Симонов, – как сразу же приходило на ум: вот настоящий старый Солдат. Хоть и маршал. Глубокие, твердо высеченные годами черты несколько простоватого лица. Умные спокойные глаза чего только не повидавшего на своем веку человека. Он был не в военной форме, а в штатском, и одинаково походил на вышедшего на пенсию сталевара или еще работающего председателя колхоза. Но больше всего именно на Солдата. Пишу это слово с большой буквы не из-за почтительности к маршалу, сказавшему как-то в разговоре, что в конце войны под его началом было миллион двести тысяч человек, а потому, что передо мной был действительно Солдат – революции, трех войн, партии, народа».

Отмеченные качества позволяли Коневу решать уверенно, разумно, с пользой для общего дела многие вопросы в сложное переломное для советского государства время. Так оценивается его деятельность и в годы Великой Отечественной войны, и после нее, в том числе в качестве председателя специального Судебного присутствия Верховного суда СССР, приговорившего в декабре 1953 года Л.П. Берию и шестерых его главных подручных к высшей мере наказания – расстрелу.

Не менее важным было такое качество И.С. Конева, как редкая способность управлять чувствами. Пожалуй, можно погрешить против истины, утверждая, будто он всегда был уверен в себе, в успехе, не допускал ошибок и просчетов. В партийной характеристике, подписанной 6 июля 1937 года бригадным комиссаром Гребенником на командира 2-й стрелковой дивизии И.С. Конева, отмечалось, например, что он «в обращении с подчиненными иногда проявляет резкость». «Случаи грубости за собой признаю», – писал в заявлении в парторганизацию в том же году сам Конев. Иван Степанович стремился, однако, сохранять присутствие духа в самой сложной обстановке. Член Военного совета К.В. Крайнюков, долгое время работавший вместе с Коневым, отмечая его вспыльчивость, подчеркивал, «что он…мог накричать, допустить резкость, но не помнит случая, чтобы командующий, поддаваясь минутному настроению, смещал офицеров с должностей или ходатайствовал о их замене».

«Я много раз был свидетелем, как реагировал Иван Степанович на ту или иную ошибку подчиненных, – писал сослуживец маршала генерал Н.М. Хлебников. – Он никогда не обвинял в ней весь коллектив, а находил конкретных виновников, разбирался во всем и, если было необходимо, крепко их наказывал. Он умел без лишних «громов и молний» поддерживать в войсках высокую дисциплину и чувство ответственности». Аналогичное мнение высказывал в беседе с автором этих строк и генерал армии А.И. Радзиевский.

Глубоко уважал Конев тех людей, которые добросовестно выполняли свой служебный долг, как говорится, не за страх, а за совесть. В этой связи интересен рассказ полковника в отставке А.М. Соломахина, офицера для особых поручений маршала в годы войны.

«…В конце января 1944 года командующий на танке возвращался в штаб. На переправе они увидели колонну груженных боеприпасами машин, которые завязли в болоте. Лейтенант, командир колонны, остановил танк и потребовал помочь вытащить машины. Тот, кого он принял за танкиста (это был Конев), заявил, что очень торопится. Танк рванулся с места. Лейтенант бросился навстречу машине, загородив ей путь.

– Ты что же, друг, русского языка не понимаешь? – закричал он. – Там наша бригада, слышишь, бой ведет, последние боеприпасы добивает, а тебе лень машины со снарядами вытащить. Хоть дави гусеницами – не пропущу!

Иван Степанович вылез из башни, соскочил на снег и приказал экипажу вытаскивать завязшие машины. Сам же, покуривая, посматривал на часы. Кто-то шепнул лейтенанту, что человек этот командующий войсками фронта. Юноша оробел, подбежал к командующему, бросил руку к козырьку, попытался доложить, извиниться. Конев, однако, перебил его:

– Правильно действовали. Молодец! Как фамилия? Пастухов? Молодец, лейтенант Пастухов. Благодарю за службу.

Он пожал лейтенанту руку, легко вскарабкался на броню танка…»

Боевые товарищи маршала вспоминают и другой эпизод, раскрывающий отношение его к соратникам, к людям вообще. В последний день мая 1945 года в Торгау, где располагался штаб 1-го Украинского фронта, проходила церемония вручения государственных наград. На правом фланге строя стоял командир 17-й артиллерийской дивизии прорыва генерал С.С. Волкенштейн, участник Гражданской войны, с 1941 года прошедший боевой путь от стен Ленинграда до Берлина и Праги. Маршал Конев подошел к нему первому. Достал из коробки Золотую Звезду Героя, прикрепил к груди мужественного артиллериста эту высокую награду Родины. Пожал руку, поздравил и в пояс, по-русски поклонился. Поклонился всем, кто стоял в строю.

О стремлении объективно оценивать деятельность подчиненных свидетельствует также факт, приведенный К.В. Крайнюковым в книге «От Днепра до Вислы» при описании боев на сандомирском плацдарме. В те дни фашистская армия неистовствовала, подвергая бомбовым ударам позиции советских войск. Проводились контрудары и контратаки. На одном из участков гитлеровцам удалось потеснить измотанные боями поредевшие части 13-й армии. Узнав об этом, Конев в резкой форме упрекнул командующего этой армией генерала Н.П. Пухова.

– Армия не институт благородных девиц, – насупившись, ответил он на реплику члена Военного совета фронта, вставшего на защиту Пухова. – Я не намерен рассыпаться в любезности, когда ставится под удар судьба плацдарма. Враг без боя не сдается. Надо победу у него вырывать, понимаешь, Константин Васильевич, вырывать! А это достигается умением, настойчивостью командиров, стойкостью воинов, решительностью действий.

– У генерала Пухова умение есть, воли тоже достаточно, – заметил Крайнюков. – Только она не показная, а внутренняя, осознанная, выстраданная, закаленная в боях.

Иван Степанович усмехнулся и махнул рукой:

– Ну, пошел, комиссар, философствовать – «внутренняя, осознанная». Сам знаю Пухова и по Курску, и по Днепру, и по Висле.

Коневу было присуще душевное