Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

12 июля. Письма нет, и я пишу вам в дневнике. Дорогой! Эти дни я особенно жду письма от вас, и в моем сердце тревога, я вздрагиваю при одной мысли, что письма от вас не будет вовсе. Если [бы] вы ответили «нет», и ваш ответ был бы холоден, это было бы во много раз лучше, чем молчание. Ведь один раз я отказалась от надежд, и связанное с этим страдание для меня не ново. Ваше молчание может означать презрение, которое я сама на себя навлекаю. Если бы вы знали, как об этом больно думать! Хотя я и решилась отдать вам тетрадь моих стихов, но теперь меня пугает, что вы могли неправильно истолковать все написанное, все, что писалось под влиянием искреннего порыва, в чем против воли вылились все чувства и мысли, меня наполнявшие. Поверьте, мой рассудок терял власть над моим сердцем. Но что вы могли подумать? Я больше всего боюсь жалости к себе. Во мне все возмущается при одной мысли об этом. Но если бы вы могли любить меня и я бы была для вас дорога, возможно, моя любовь сделала бы вашу жизнь счастливой. Я готова простить вам все ваши недостатки за вашу искренность и за вашу настоящую любовь. Зачем я вам пишу в этой тетради, зная, что вы это никогда не прочтете? Мне просто надо с вами говорить, независимо от того, услышите ли вы мои слова. Ваше молчание и мое ожидание вашего письма заставляют вздрагивать от каждого стука в те часы, когда приходит почтальон.

14 июля. Сегодня день прекрасный. Солнце печет с самого утра, и мы после завтрака пошли с Кларой и Борей к реке купаться. Река быстро несла свои сверкающие воды вдаль. Чайки кружились над водой, по временам окуная в чистую прозрачную воду белые крылья. Я долго лежала в воде, быстрые волны набегали на меня, я смотрела на воду, и меня тянуло слиться с ней, перестать быть собою, нестись в потоке, ни о чем не думая, забыв все муки, в вечном беспрерывном движении вперед. Но моя мысль, побеждая пространство, улетала опять далеко на север, и сердце мое снова сжималось, краски меркли, лучи бледнели, я чувствовала себя одинокой.

15 июля. Вчера мама ненадолго уехала в Воронеж, о чем просила ее бабушка в письме, так как она была больна воспалением легких и чувствовала себя плохо. Теперь мы сами о себе заботимся с помощью нашей хозяйки, к которой мы, живя у нее второе лето, очень привыкли. Самый хозяйственный из нас, конечно, Боря.

Погода стоит жаркая, и я с утра, одев купальный костюм, иду на Днепр, где провожу большую часть своего времени. Часто, отбросив весла, я лежу на дне лодки с закрытыми глазами. Тихо журчит вода, ударяясь о дно лодки, и кажется, что стоишь на одном месте, когда смотришь в небо, видишь бегущие белые облака. Я сажусь снова за весла и начинаю грести. Весла рассекают поверхность реки, дробя ее чешуйками расплавленного золота в падающих брызгах. После обеда мы выбираем тенистое местечко под развесистым деревом, берем книжки и читаем. Жарко, книга падает из рук, и в моей памяти теснятся воспоминания. Как много красивых незабываемых минут связано с Павлушей, когда мы бывали в Филармонии, в театре! За все я благодарна ему. О, если бы было возможно вернуть хотя одну из этих минут! Он мне сказал как-то, что я буду иметь большой успех, когда буду взрослой, но что мне в этом? Все оборвалось, и все невозвратимо. Приходится складывать тетрадь, становится совсем темно. Я вышла из хаты, но и здесь сумерки, заметно темнеет, неслышно со всех сторон нас окутывает своим мраком южная ночь. А над головой Павлуши нет темного неба, – там белые северные ночи. Я научилась любить их холодную настороженную красоту, но как теперь они далеки от меня!

16 июля. Снова жаркий день, ни ветерка, ни прохлады. Горячие лучи солнца пекут нестерпимо. Вся природа неподвижно дремлет в истоме, как будто в полусне. Мы с Кларой изнываем от жары, не находя себе места. Несколько раз бегали на реку, но вода точно подогретая, мало охлаждает разгоряченное тело. Трудно шевелиться, лежа в тени. Все мысли стали какими-то спутанными, как будто в дремоте… Жаркая истома проникла в сердце, туманя голову. И только позднее разбушевалась гроза, обволакивая постепенно небо темными тучами, которые приближались к нам. Гроза была сильная, дождь лил потоками, но она пронеслась быстро, освежив природу. Стало свободней и легче дышать.

После обеда приехал из лагеря папа и предложил мне немного покататься верхом. Я, быстро сменив платье на брюки, поехала с ординарцем по знакомой дороге в лес. После грозы воздух был чист, пахло свежими скошенными травами, а в лесу – сосной. Но каким иным казалось все по сравнению с прошлым летом! Неужели я уже никогда не способна буду ничему радоваться?

Вечером у нас были Фомины и Ипатовы, и мы гостей принимали без мамы. Глядя на Фомина, мне вспоминалось прошлое лето, когда у нас гостила Катя. Все это было как будто вчера, как будто без перемен. А для меня, кажется, протекла с той поры целая вечность.

17 июля. Как странно, я видела во сне сегодня вас, Павлуша. Я видела вашу хорошо знакомую улыбку. Вы взволнованно что-то говорили мне и куда-то звали идти с собой. Я старалась все понять и, когда проснулась, ощутила давящую пустоту. Как вы далеки теперь от меня! Я даже [не] уверена, что вы захотите ответить мне письмом, которое я жду давно. Я все думаю и думаю о вас, вспоминая каждую мелочь наших встреч и храня ваши увядшие розы, не смешно ли это? Внешне я лучше владею собой, совершенствуясь в этом искусстве. Я могу солгать в ответ на задаваемый вопрос, когда не хочу сказать правду, промолчать – значит выдать себя и свое настроение. Эта вынужденная ложь мне неприятна, и мне хотелось бы, чтобы никто не задавал мне вопросов. Иногда я пишу вам в своем дневнике, но вы никогда не прочтете страниц в этой тетради – страниц, полных доверчивой откровенности.

19 июля. Ночью была сильная гроза. Одна за другой вдали, не переставая, сверкали зигзагами молнии. Высокие деревья качали своими ветвями от порывов грозного ветра. Я долго не могла заснуть, мое сердце рвалось к сверкающим зарницам