Я трогаю войну руками - Ирина Юрьевна Бугрышева

— Рубик, — кричала ему мама.

И горное эхо окликало пацанёнка, где бы он ни был: «Ру-у-у-у-убик!»

— Это позывной у меня — «Рубик». Так-то я Рубен, — уточнил он.

Рубик. Рубен. Армянское имя. На рынке в Ереване Рубик выглядел бы как обычный армянин, слившись с толпой. И здесь, в госпитале, он выглядел как все. Громче других бойцов, да и только. Хромота, нос и говор с акцентом были отличительными чертами Рубика. Но не хромали в госпитале, пожалуй, только мы с Катей. Потому из армянского у Рубика оставались только нос и энтузиазм.

Я кивнула:

— Привет!

Продолжила работать с Ромой.

— Ой, — возмутился Рубик моему хладнокровию, — как так можно? Это же я пришёл! Раз вы не можете нормально поздороваться, давай я буду вам загадки загадывать. Всё повеселее будет! Ну скажи, «Здравствуйте» — это какая часть речи, а? Какая? Молчишь?

Я задумалась. Но Рубика было не остановить.

— Слушай, — обратился он ко мне, но будто бы ко всем, кто был в палате, — я выходил на набережную Донецка. Смотрел на наш прекрасный город. Я сам из Горловки, у меня там дом. Большой, на два входа! — Рубик выдохнул. Замолчал. Будто оказался в Горловке. Будто прямо сейчас остановился, залюбовавшись цветущими садами. Помолчав, Рубик вернулся в Донецк: — Но в Донецке я часто бываю. Особенно сейчас. И вот я недавно вышел на набережную в Донецке и стал спрашивать обычных людей, которые там гуляют: «Скажите, „Здравствуйте“ — какая часть речи? Можете сказать?» Кто-то задумывался. Кто-то молчал. Кто-то шёл дальше. Никто не ответил. Ну так а ты что скажешь?

— Скажу, — кивнула я. — Такая же, как «Ура». Знаешь, какая часть речи слово «Ура»?

— Знаю, — обалдел Рубик. И, на полтона спокойнее своего обычного голоса, пообещал: — Мы обязательно отметим Победу. И крикнем «Ура» на всех основаниях. Много раз!

— Это точно, — кивнула я. — Междометие.

— Ох, дорогая! Похоже, ты такая же умная, как я! — закричал восторженно Рубик. — Похоже, у тебя тоже два высших образования, не меньше!

— Барев дзес, Рубен-джан! — улыбнулась я.

— Барев дзес, барев дзес, дорогая!!! — закричал Рубик.

Чтоб быть на его волне, я выкрикнула ему свой позывной:

— Ира-джан!

— Ира-джан, дорогая! Как же мы с тобой тоскуем по нашей Армении, Ира-джан! Дорогая! Вот ты здесь, и будто вся Армения здесь! Когда была дома?

— Сентябрь двадцать второго, — сказала я. Не хотелось вступать с Рубиком в споры про дом. Поэтому сказала, когда была в Армении.

— Где была, Ира-джан? — спросил он так, будто ничего важнее в этот момент не было на свете.

Рубик был эпицентром разворачивающегося действа, и вся палата смотрела на него и следила за нашим разговором.

Алексей из Мордовии достал телефон и снимал наш диалог на камеру. Да потому, что невозможно было остаться безучастным к действию, где главным героем был Рубик. От него фонило мужской харизмой, актёрским обаянием и чем-то ещё таким… Что так с лёту и не определишь. Смотришь и не понимаешь — то ли контуженный на всю голову, то ли идейный, то ли юродивый. Надо присмотреться.

— Я была в Еникаване, — сказала я. — Знаешь, да? Место, где Бог смотрит тебе прямо в глаза, где кругом горы, воздух, что хочется пить, ржание лошадей раздаётся эхом и дорога заканчивается обрывом. Всё, точка, выходим, приехали.

— Ира-джан, — вскинул вверх руки Рубик. — Да, наша Армения — она такая!

— Я гуляла вечером под звёздами. Слушала горы. Говорила с Богом. А ночью по нам начали стрелять. Оттуда. Мы были на соседней горе с Азербайджаном. И утром в кафе не было официантов и кофе. На столах стояло то, что разложили ночью. Яйца, овощи, хлеб, чай в пакетиках. Мужики Еникавана уехали на границу, повезли туда всё самое необходимое.

— Война, Ира-джан, — это страшно, — провозгласил Рубик. — И в Армении, и здесь. Но мы воюем за правду, за Родину, и Господь с нами!

— Мы с подругами там провели три дня. В горах стреляли. Эхо раскатывалось по ущельям. Мы молились о мире. Экскурсовод заходил в пещеры — будто что-то там проверить, а сам смотрел новости. И выходил на тропу, вытирая слёзы. Мы всё понимали, конечно. А потом приехал Красный Крест, чтобы обменять трупы. И когда начались переговоры, и увидели, сколько погибших, заключили перемирие. И мы смогли уехать. Смогли спуститься с гор вниз.

— Ох, Ира, — выдохнул Рубик. — Сердце болит за Родину. И за ту, и за эту. Скажи ещё мне что-то по-армянски, скучаю по разговорам!

— Инчпесе ко танкагин арохчуцюне?[1] — с готовностью спросила я

Рубик разразился тирадой на армянском. И тут же догадался, что я понимаю не всё — перевёл её на русский.

* * *

— Смотри, Ира-джан. Тут есть кто без ноги. Кто без руки. А я весь подстреленный. И тут, и там. Шёл вперёд, не обращая внимания на ранения. И сейчас приехал сюда подлечиться: у меня палец на ноге и на руке, всё надо оперировать. Ну и по мелочи. Но ты знаешь — с нами Господь, и мы победим! Катя! — скомандовал Рубик. — Надевай мой парадный китель с медалями! Будем фотографироваться на фоне знамени!

Около койки Рубика стоял огромный черный «вагнеровский» стяг с белым черепом.

— Он прямо со знаменем в приёмный покой пожаловал? — спросила я тихо Ромку.

Тот рассмеялся:

— Нет, сегодня принёс после митинга.

Медали звенели на кителе. Катя смущалась.

— Родные мои! Поднимайте чашки! Будем праздновать! — скомандовал Рубик. И сам проверил, чтоб у всех было налито — вода, сок, лимонад, чай. — Сегодня день рождения ЧВК «Вагнер»! Мы вместе идём к Победе! За Победу, родные!

Рубик дождался, чтоб все выпили.

— Я музыкант, — сказал Рубик. — А раз я музыкант, мы с вами должны вместе спеть. Но сейчас споёт моя красавица-дочь! Сейчас найду её песню на телефоне!

В палате тишина. все в ожидании песни.

— Может, сам споёшь, Рубик, раз ты музыкант? — спрашиваю я.

— Музыкантам не обязательно петь, Ира-джан, — говорит Рубик. — Им достаточно побеждать. Сейчас дочь споёт, сейчас!

Рубик листает переписку с дочерью. Наконец, из телефона раздаётся нежный девчоночий голос:

Я солдат. Я не спал пять лет,

И у меня под глазами мешки.

Я сам не видел, но мне так сказали…

Дочка Рубика перепевает хит группы «Пятница» — на свой манер. Я работаю с Ромкой. И с его ногой, которой нет. Там, где нерв.

Я солдат — недоношенный ребёнок войны.

Я солдат, мама, залечи мои раны.

Я солдат, солдат забытой богом страны.

Я герой, скажите мне, какого романа.

Хочется подпевать. Я знаю