Троцкий: Жизнь революционера - Джошуа Рубенштейн

он жил. Высокий, внушительный гранитный монумент, украшенный серпом и молотом, стоит всего в нескольких метрах от того места, где он был убит.

Мексиканская полиция допросила Фрэнка Джексона, которого первое время лечили в той же больнице, где умирал Троцкий. Джексон – он же Жак Морнар, он же Рамон Меркадер – твердо придерживался заранее составленной легенды и так и не раскрыл информацию о своих политических хозяевах. Он был приговорен к 20 годам заключения и отбыл весь срок. По сведениям The New York Herald Tribune, первые десять лет он провел в «роскошных апартаментах с коврами», с «хорошо укомплектованной библиотекой, небольшой кухней, где он мог приготовить себе перекусить, и отдельной спальней». Его мексиканский адвокат вносил большие суммы на его содержание. Источник этих средств, предположительно, находился в Кремле. Тем не менее Меркадер жил в постоянном страхе, уверенный, что либо сторонники Троцкого найдут способ отомстить, либо агенты Сталина заставят его замолчать навсегда. Он бросался на посетителей и журналистов, которых приводили на встречи с ним. Но в начале 1952 г. новый начальник тюрьмы перевел большую группу привилегированных заключенных, в том числе и Меркадера, из их особых апартаментов в обычные камеры. После освобождения в 1960 г. Меркадера сначала доставили в кастровскую Гавану, затем в Прагу и, наконец, в Москву, где на тайной церемонии в Кремле Леонид Брежнев вручил ему высокие награды – Золотую звезду Героя Советского Союза и орден Ленина. Остаток своей жизни Меркадер провел в разъездах между Гаваной и Москвой. Он умер на Кубе в октябре 1978 г. и был похоронен в Москве. Вплоть до сегодняшнего дня его портрет занимает почетное место в российском Музее КГБ.

У Давида Сикейроса дела сложились еще лучше. Мексиканской полиции потребовалось больше четырех месяцев, чтобы настигнуть его после того, как он принял участие в вооруженном нападении на виллу Троцкого. Однако, представ перед судом, Сикейрос обрушился на судей, обвинив бывшего президента Карденаса в том, что тот приютил контрреволюционера, чье присутствие в стране подрывало стабильность и безопасность Мексики. Сикейрос был оправдан по основным пунктам обвинения, включая убийство Роберта Шелдона Харта и покушение на убийство Троцкого. Президент Мануэль Авила Камачо позволил ему избежать тюрьмы – Сикейрос уехал в Чили, но в начале 1943 г. он вернулся в Мексику и жил там до самой своей смерти в 1974-м. Как при жизни, так и после смерти он считался национальным достоянием Мексики.

Пережить своих врагов довелось не Троцкому, а Сталину. Через десять месяцев после смерти Троцкого Сталин – имея убедительные данные разведки, что Гитлер планирует вторжение, – допустил внезапное нападение вермахта на Советский Союз. Но в итоге Москва и ее демократические союзники добились победы, сделав Сталина хозяином Восточной Европы. Предсказание Троцкого не сбылось: Сталин и его режим пережили войну, создали Организацию Варшавского договора и вступили в борьбу с США за глобальное первенство. Сталин умер от естественных причин в марте 1953 г. Его смерть стала потрясением для Кремля, но его наследники смогли продержаться до 1991 г., когда Советский Союз, повторив судьбу своих режимов-сателлитов, отправился в сорную корзину истории.

Сторонники Троцкого не были столь успешны, как его враги. Через неделю после подписания пакта Молотова – Риббентропа в сентябре 1939 г. Троцкий предсказывал, что «трудящиеся массы образуют мировую социалистическую федерацию народов во главе с IV Интернационалом на замену существующим системам правительств». Но IV Интернационал всегда был не более чем плохо организованным сборищем ортодоксальных марксистов, то критикующих Сталина, то защищающих его наследников. Его история – это история вечных склок в постоянно сужающемся кругу, где каждая группировка утверждала, что она лучше всех остальных понимает философию Троцкого и поэтому может претендовать на то, чтобы ему наследовать.

Автор этой книги однажды стал свидетелем того, как троцкистская молодежь из Лиги спартакистов спорила с советским украинским диссидентом Леонидом Плющом, когда тот в конце 1970-х гг. выступал в Гарварде (в брежневском СССР Плющ за свою ненасильственную деятельность был заключен в психиатрическую больницу). Эти молодые активисты, так высоко ценившие Троцкого и свое понимание большевистской революции, не могли признать простую истину того, что пережил Плющ. Они по-своему были настолько же оторваны от реальности, как и их кумир, пока тот был жив. Даже Наталья Седова, которая осталась преданной делу сохранения наследия Троцкого, со временем устала от пылких попыток его учеников заставить реальность соответствовать их предвзятым идеологическим представлениям. В 1950 г., когда руководство IV Интернационала приветствовало корейскую войну как борьбу против американского империализма, Седова вышла из состава его Исполнительного комитета. «Я не вижу в вашей политике его идей», – написала она в своем заявлении. Однако среди серьезных историков и политических наблюдателей были и такие, как Исаак Дойчер, которым антисталинская позиция Троцкого помогла сохранить веру в марксизм и продолжить стремиться к преодолению тягостного наследия Сталина, под которым оказалась погребена душа социализма.

Сталинские наследники тоже приходили в замешательство, не зная, как относиться к Троцкому. В конце 1980-х гг., в условиях инициированной Михаилом Горбачевым политики гласности, когда власти стали разрешать более честное изучение советского периода истории, с оценкой фигуры Троцкого возникли сложности. В четвертом издании «Советского энциклопедического словаря», которое вышло в свет в 1987 г., его имя не упоминалось, а сам Горбачев в своем докладе, посвященном 70-летней годовщине революции, в ноябре того же года заявлял, что после смерти Ленина Троцкий «проявил непомерные притязания на лидерство в партии… Троцкий и троцкисты отрицали возможность построения социализма в условиях капиталистического окружения, [a] во внешней политике делали ставку на экспорт революции». Иными словами, Троцкий «в полной мере подтвердил ленинскую оценку его как чрезмерно самоуверенного, всегда виляющего и жульничающего политика». Лишь в январе 1989 г. московская «Литературная газета» признала, что ответственность за убийство Троцкого лежит на Кремле.

Сегодня его политическое влияние может казаться совсем слабым, но в сознании людей Троцкий жив до сих пор. Джордж Оруэлл создал образ «ренегата и перевертыша»[47] Эммануэля Гольдштейна – главного врага Старшего Брата в романе «1984», – чье лицо транслируется на экраны по всей Океании, чтобы вызвать у ее граждан приступы ненависти и страха. Гольдштейн, некогда «входивший в число лидеров Партии и считавшийся почти ровней самому Старшему Брату», теперь был «первопредателем, первым осквернителем партийной чистоты. Все дальнейшие преступления против Партии, все измены и акты вредительства, все ереси и уклоны прямо следуют из его учения». Но книги Гольдштейна по-прежнему тайно распространялись в среде подпольной оппозиции, разлагая Океанию изнутри, – как раз то, в чем Сталин обвинял Троцкого.

Голливуд и киноиндустрия тоже его не забыли. В вышедшем в 1972 г. фильме Джозефа Лоузи «Убийство Троцкого» (The Assassination of Trotsky) его сыграл Ричард Бертон. В кинокартине «Фрида» (Frida) внимание сосредоточено на романе Троцкого с Фридой Кало. А снятый в 2009 г. канадский художественный фильм «Троцкий» (The Trotsky) рассказывает историю старшеклассника, который живет и занимается школьной политикой, следуя заветам Троцкого. Популярные музыкальные группы в Европе вспоминают о нем в текстах своих песен. Самые известные случаи – хит No More Heroes («Больше никаких героев») британской рок-группы The Stranglers и композиция Juif et Dieu («Еврей и Бог») французского исполнителя Сержа Генсбура, в которой упоминается целый перечень еврейских творцов и революционеров от Иисуса до Маркса, Троцкого и Эйнштейна. В сфере литературы Сол Беллоу в 1953 г. создал персонажа Оги Марча, случайно встречающего Троцкого в провинциальном мексиканском городе; вскоре Оги просят на время притвориться племянником Троцкого, чтобы обеспечить безопасность «Старика». Американский писатель Айзек Розенфельд в своем рассказе «Мир верха» (The World of the Ceiling, 1956) пересказывает яркий сон: чахоточный Троцкий, только что бежавший из Сибири, прячет подрывные листовки от рыскающих по улицам российского города казаков. Время, проведенное Троцким в Нью-Йорке, легло в основу одной из глав вышедшего в 1983 г. романа «Новости конца света» (The End of the World News) британского писателя Энтони Бёрджесса, а действие романа «Лакуна» (The Lacuna, 2009) американки Барбары Кингсолвер разворачивается в доме Риверы и Кало в Мехико. Троцкий у Кингсолвер говорит одному из своих секретарей: «Подумать только,